Тёмный лорд
Шрифт:
— Знаешь, Рэй, я иногда думаю, что ни один маг мира не мог даже отдаленно сравниться по могуществу со Слизерином. Возможно, он был не человек, а сошедший в наш мир полубог.
— Ты полагаешь? — Рэндальф с изумлением опустил ружье.
— Ты разве не помнишь, что Слизерин был величайшим из хогвартской четверки? — холодно спросил Том, скорее утверждая, чем спрашивая. — Наверное, большинство волшебников не смогли бы пережить видение его волшебной силы.
«Кроме Лорда Волдеморта», — усмехнулся холодный голос.
«Лорд Волдеморт — Единственный и Подлинный Наследник Салазара», — важно ответил сам себе Том, посмотрев на тусклую
Рэндальф вскинул ружье. Через минуту раздался выстрел. Питер, залаяв, снова побежал за дичью.
*
Том взглянул на постель, накрытую зеленым покрывалом с золотыми виньетками. В маленькой комнатке было прохладно, но в целом не холоднее, чем в остальном замке. Хотелось надеяться, что эльфы додумались положить в постель грелку. В крайнем случае придется превратить в нее какой-то предмет. Повинуясь привычке все рассчитывать заранее, Том посмотрел на тумбочку из черного ореха. Рядом с бронзовым подсвечником, в котором неспешно горели три белые свечи, лежали пресс-папье и промокательная бумага.
Открыв салатовую штору, Том посмотрел в узкое окно. Толстые запотевшие стекла выходили на газон перед входом в соседнюю башню. За маленькой пристройкой шумели, раскачиваясь на ветру, высокие грабы. В просвете между бегущими облаками выглянул месяц. В его холодном сиянии виднелись ровные контуры стен и длинная линия леса. Том задернул штору, подумав, что сегодня наверняка будет буря.
Спать не хотелось, тем более, что засыпать для Тома было смертной мукой. Где-то в доме часы отбивали каждые полчаса, отмечая их башенным боем. Переодевшись в махровый темно-зеленый халат, парень решил привести мысли в порядок. Подумав немного, Том наколдовал стул и присел к тумбочке. Затем достал из сумки чернильницу и дневник. Пожалуй только сейчас он каждой клеткой своего тела ощутил, насколько ему стала важна эта тетрадь. Обмакнув перо, он вывел:
Ты понял, что говорил отец Лестрейнджа?
Дневник проглотил чернила. Затем их, как обычно, стали заполнять витиеватые ехидные письмена:
Малыш Томми решил заняться политикой? Как трогательно… Может, создашь партию чистокровных и поведешь ее в последний бой против грязнокровной швали?
Том прищурился и чуть облизнул губы. Дневник, похоже, начал заводиться, а, значит, он попал прямо в цель. Ниже послания он ехидно написал:
Почему бы и нет? В конце концов не забывай, чья кровь течет в моих жилах (а благодаря мне — и в твоих).
Листы приняли к сведению сказанное. Затем быстро, словно стараясь убедить самого себя, тот, другой Том, стал отвечать:
Разумеется, я не забываю. Его кровь выше крови любого императора. Но кто это знает, кроме маленького чахлого Томми? Чем ты сможешь доказать, что ты — Наследник Слизерина?
Том прикусил губу. В голове мелькнуло видение полутемной Тайной Комнаты, где он, длинный нескладный подросток, выпускает Василиска. Тогда ему пришлось, поджав хвост, пойти на мировую, получив только смерть грязнокровной дуры Миртл. «Даже кожа кретинки не пошла на коврик для Лив», — фыркнул про себя Том, представив с каким удовольствием Оливия ставила бы на него по утрам дрожащие от сквозняка ножки. Решив превратить ярость в шутку, он написал:
А чем плохо? Волшебному миру давно пора стать монархией во главе с самой чистокровной фамилией.
Том с азартом посмотрел, как страница поглощает последнюю закорючку вопросительного знака.
Томми I — звучит… Епископ надевает на новоявленного монарха корону и провозглашает: «Coronet te Deus!»** «Coronet te Deus, Tommi the First!» Впрочем, нет… Tommie the First — бастард…
Спокойно посмотрев на дневник, Том устало зевнул:
Иногда мне хочется кинуть тебя в камин или печку.
Кремовый лист послушно проглотил его запись и вывел:
Тебе не приходило в голову, что это удовольствие может быть взаимным?
Том с ненавистью посмотрел на дневник. Он было подумал написать в ответ какую-то грубость, но не успел. Дневник, не дожидаясь его излияний, стал выливать в ответ строки. Только теперь они были не темно-синими, как чернила Тома, а незнакомого черного цвета.
Посуди сам, за что мне, Лорду Волдеморту, любить Тома Марволо Риддла? Он держит меня взаперти, общается от случая к случаю, требует исполнения мельчайших капризов, и регулярно посылает мне всевозможные хамства. Зато, когда Риддл умрет, я стану свободным и весьма живым. Смерть Риддла станет, согласись, решением моей маленькой проблемы.
Глядя на выливавшиеся чернила, Том сначала ощутил испуг. Однако затем страх прошел: дневник, несмотря на все проклятия, вряд ли мог сделать ему что-то. Обмакнув перо, парень вывел:
Прежде, чем «решать проблему», учти, что этот самый Т.М. Риддл может охотно уничтожить Твое Августейшее Величие.
Тетрадь размышляла не больше полминуты. Затем, покорно проглотив чернила, выплюнула ответ — правда, уже привычным синим цветом.
Не получится. Том Риддл защитил меня настолько, что для моего истребления понадобятся невероятно сильные средства.
Риддл протер лоб. Он совершенно не подумал над тем, что крестраж может теперь не бояться никаких опасностей… Этот дерзкий маленький кусок его самого может теперь спокойно жить, не боясь даже хозяина. Голова немного кружилась, а в районе лба появилась назойливая боль. Отшвырнув дневник, Том с ненавистью посмотрел на отделанный перламутровыми вставками секретер. Вся эта комната напоминала дом Блэков, только здесь все было холоднее и как-то по-военному жестче. Подумав с минуту, Том для успокоения решил посидеть в библиотеке.
Деревянная лестница скрипела. Свет, как ни странно, зажигался сам собой при появлении Тома, но горел настолько тускло, что очертания перил терялись в полумгле. Библиотека, занимавшая целую комнату, встретила его горящей люстрой и четырьмя витыми свечами на маленьком столике. Окурки в пепельнице говорили о том, что хозяин недавно читал здесь. Том подошел к стеллажам.
Книг оказалось много — как магловских, так и потертых волшебных фолиантов. Некоторые корешки оказались вытертыми от времени. Посмотрев немного на книги, Том, наконец, обратил внимание на одну из них, развернутую в сторону комнаты обложкой. На ней оказался запечатлен образ фараона в урее, на фоне чуть дрожащих силуэтов пирамид. Подойдя ближе, Риддл открыл заклинанием стеклянные дверки и взял цветной том.