Темный мир
Шрифт:
Он был рад, когда я садился в вертолет. Не скрывали своей радости и остальные батаки.
С той поры я не знаю покоя, одна-единственная мысль гложет меня: «Что стряслось со мною? От чего я стал совершенно иным? Лихорадка тому виной? Возможно. Так или иначе, но я не чувствую себя тем человеком, каким был прежде».
Сновидения, расплывчатые воспоминания, — они пытались воскресить давно забытое. Несомненно, где-то и когда-то я сошел с дороги, которая вела меня к цели всей моей жизни. Все эти полтора года я был страшно одинок, общество мне подобных
В его присутствии с меня словно спадала пелена. Пелена непроницаемого тумана. Для меня становилась осознанной неизбежность происходивших событий, казалось, я способен проникнуть в потаенную суть окружающих меня предметов, в то, что философы называют «вещью в себе». Происходившее со мною в такие минуты в далеком прошлом было бы попросту невозможным. В далеком прошлом, но не сейчас.
— Ты ведь знаешь, дядя, я путешествовал достаточно долго. Но и путешествие не принесло мне облегчения. Каждый раз нечто увиденное заставляло течь мои мысли в прежнем направлении. Был ли это амулет в лавке старьевщика, опал, фосфоресцирующий подобно кошачьему глазу в кромешной темноте, часто встречающиеся на моем пути две странные фигуры. Кстати, в последнее время я постоянно вижу их во сне. А однажды…
Я умолк, задумавшись.
— Да, — напомнил о своем присутствии дядя.
— Это произошло в Новом Орлеане. Я проснулся среди ночи и тут же стряхнул с себя остатки сна, уверенный, что секунду назад кто-то притаившийся в темноте разглядывал меня. Он был рядом, не далее, как в двух шагах. Я всегда храню под подушкой пистолет, не совсем обычный пистолет. Когда я дотянулся до рукоятки, она… назовем ее собакой, бросилась в открытое окно. Только я не уверен, что это была действительно собака.
Я заколебался; дядя терпеливо ждал, когда я продолжу.
— Пистолет был заряжен серебряными пулями.
Дядя надолго погрузился в раздумья. Я знал, о чем он думает.
— А другая фигура? — нарушил он наконец молчание.
— Не знаю, была ли она тогда в комнате. Обычно она покрыта с головы до ног капюшоном и плащом из плотной материи. Но что-то в облике этой фигуры подсказывает… В общем, это особь женского пола и она прожила много, очень много лет. А иногда со стороны этих фигур исходит…
— Я слушаю!
— Голос. Очень нежный голос. Зовущий куда-то. И огонь. И на фоне огня лицо, черты которого мне еще ни разу не удалось разглядеть.
Дядя кивнул головой. Комната погрузилась в полумрак, а дым снаружи давно уже растворился в густеющих тенях ночи. Я еще раз выглянул в окно: среди деревьев в саду угадывалось какое-то движение. Или это видение было порождено моим воспаленным воображением?
Я подозвал дядю и уступил ему место у окна.
— Я видел этот огонь и раньше, — молвил я.
— Не вижу в этом ничего необычного. Бездомные всегда разводят костры.
— Нет. На этот раз это не огонь, согревающий бедняков. Это — Огонь Нужды.
— Поясни, что это такое.
— Он непременный атрибут древнего ритуала. Подобно кострам шотландцев, разводимым в середине лета. Но Огонь Нужды разжигают только в годину несчастий. Насколько мне известно, корни этого обычая проникают в седую древность.
Дядя вернулся на прежнее место и уселся, наклонившись вперед.
— Хватит дурить, Эд! Ты отдаешь отчет своим словам?
— Я думаю, что психолог охарактеризовал бы мое состояние как манию преследования, — ответил я с некоторым промедлением. — Я… теперь я верю в то, что раньше никогда не примял бы всерьез. Мнится мне, что кто-то безуспешно пытается напасть на мой след. Нет, он уже напал. И зовет. Кто это — я не знаю. Но внутренний голос подсказывает мне, что во время встречи с ним в моих руках должна быть эта вещица.
Я поднял шпагу и взмахнул ею над головой.
— Это совсем не то, что мне нужно, — продолжал я. — Просто в те минуты, когда мой мозг работает с особым напряжением, я начинаю осознавать, что шпага — гарант моей безопасности. Нет, это не та шпага, которая мне нужна. Необходимая мне находится в Камбодже, я уже говорил об этом. Я не знаю, какая она с виду, но все сомнения в ее подлинности рассеются, как только она попадет в мои руки.
Я засмеялся.
— И еще я знаю: стоит мне извлечь ее из нетлеющих ножен и взмахнуть над пламенем костра, и оно погаснет, как слабое пламя свечи…
Я не удивился, когда мой дядя укоризненно покачал головой. Вновь наступило молчание, длившееся с минуту.
— Ты обращался к врачам? — дядя раскурил потухшую трубку. — Способны они тебе помочь?
— Я знаю заранее, что они скажут, стоит мне к ним обратиться: «Вы на грани сумасшествия, молодой человек!» Убедите меня, что я сумасшедший, и мне станет легче. Прошлой ночью неподалеку от нас убили собаку, ты слышал об этом?
— И даже знаю, как ее зовут: Старый Герцог. Видимо, беднягу загрыз чей-нибудь сторожевой пес, спущенный на ночь с веревки, чтобы охранять ферму.
— Или же волк. Тот самый волк, который проник в мою комнату прошедшей ночью и поднялся надо мною, как человек, а затем вырвал клок волос с моей головы.
За окном в глубине ночи что-то вспыхнуло на миг и вновь погасло, поглощенное темнотой. Огонь Нужды.
Дядя тяжело поднялся со своего места и приблизился ко мне.
— Ты все еще болен, Эд, — сказал он, опустив свою тяжелую ладонь на мое плечо.
— Ты уверен, что я не совсем в своем уме. Вполне возможно, что это соответствует истине. Но я уверен также, что предчувствие не обманет меня — скоро наступит конец нашим сомнениям.
Я вложил шпагу в ножны и приставил ее к колену. Дядя уселся на свой стул, и каждый из нас погрузился в свои невеселые думы. На этот раз молчание было продолжительным.
Далеко на севере в лесной чаще горел Огонь Нужды. Я не мог его увидеть, но зато чувствовал, как порожденный им жар растекается в моей крови, и вот-вот она закипит, переполняясь злобой.