Темный огонь

Сэнсом Кристофер Дж.

Глаза Барака расширились от удивления.

– Неужели вы по-прежнему думаете, что греческий огонь – это всего лишь выдумка мошенников? После всего, что мы видели и слышали?

– И все же что-то здесь не так. Я должен непременно сходить в Гилдхолл, взять в тамошней библиотеке те книги, что исчезли из Линкольнс-Инна.

Я в задумчивости провел руками по волосам.

– Господи боже, страшно подумать, сколько мне еще предстоит сделать.

– Я вижу, вы возлагаете на эти старые книги большие надежды, – заметил Барак. – Итак, сейчас у нас четверо подозреваемых, – добавил он со вздохом. – Билкнэп и его покровитель Рич. Марчмаунт. И несравненная леди Онор. Полагаю, сегодня вечером

вам наконец удастся как следует ее расспросить.

– Постараюсь, – бросил я. – Но у меня нет никакой уверенности в том, что моя попытка окажется удачной.

– Вы слишком уж церемонитесь с этой знатной дамой, – с насмешливой ухмылкой изрек Барак. – Стоит вам увидеть ее прекрасные глаза, так и начинаете таять.

– Зато вас трудно упрекнуть в излишней любезности, – отрезал я. – А я сызмальства привык разговаривать с дамами вежливо. И хотя леди Онор, бесспорно, очень привлекательна, я отлично сознаю, что она не моего поля ягода.

Сказав это, я внимательно взглянул на Барака. Впервые явившись в мой дом, он упомянул об ожидающем его свидании со сговорчивой подружкой. Но с тех пор ни разу не заводил разговора о любовных делах. Я не имел даже отдаленного представления о том, сколько женщин было в его жизни. Интуиция подсказывала мне, что достаточно. Впрочем, в последнее время страх перед французской болезнью сделал многих более разборчивыми в связях.

Барак растянулся на постели.

– Билкнэп и Рич, Марчмаунт и леди Онор, – повторил он. – Кто-то из них нанял убийц. Кто-то из них пытается обмануть графа. А может, и у всех рыльце в пушку. Я все больше убеждаюсь в том, что честь и благородство – это добродетели, которые приписывают представителям высшего сословия совершенно незаслуженно.

Я пожал плечами:

– Тем не менее мне всегда казалось, что человек должен стремиться вверх по общественной лестнице. Возможно, со временем мне придется убедиться, что эта цель не стоит потраченных на нее усилий. Многие мечты рассыпаются в пыль, когда приблизишься к их достижению. И в нашем изменчивом мире ни в чем нельзя быть уверенным.

– И все же даже в нашем изменчивом мире кое-что сохраняется на долгие годы, – возразил Барак, и по лицу его скользнула лукавая улыбка. – Помните, я обещал показать вам такую вещь?

– О чем вы?

Барак сел и расстегнул рубашку. На его широкой груди блеснул какой-то золотой предмет, висевший на цепочке. Я разглядел, что это не крест, скорее нечто, формой напоминавшее маленький цилиндр. Барак снял цепочку через голову и протянул мне медальон.

– Поглядите.

Я принялся внимательно разглядывать диковинный талисман. Поверхность цилиндра некогда была покрыта тончайшей гравировкой, однако со временем она почти стерлась. – В семье моего отца этот талисман передается из поколения в поколение, – сообщил Барак. – Считается, что он как-то связан с иудейской религией. Мой отец называет его «мезуза». Я его никогда не снимаю. Мне кажется, он приносит удачу, – добавил Барак, пожав плечами.

– Работа на редкость искусная. Полагаю, это очень старинная вещь.

– Евреи подвергались гонениям в течение нескольких столетий, так ведь? Возможно, кто-то из тех, кто принял крещение, сохранил этот медальон и передал своим потомкам. Так что мне он служит напоминанием о предках.

Я повернул медальон на ладони. Внутри крошечный цилиндр был полым, на одной из сторон я различил крошечную щель.

– Отец рассказывал, в мезузу обычно помещали маленький кусочек священного пергамента и вешали ее у дверей дома, – сообщил Барак.

– Да, это настоящая семейная реликвия, – заметил я, возвращая ему медальон.

Барак вновь повесил его на шею, застегнул рубашку и

встал.

– Мне пора идти, – сказал он.

– Мне тоже пора собираться. Удачи вам во всех делах.

Когда дверь за Бараком захлопнулась, я подошел к окну и взглянул на свой иссохший от зноя садик. Тучи нависли так низко, что сейчас, в разгаре дня, казалось, над городом сгущаются сумерки. Я открыл платяной шкаф и принялся отбирать свои самые лучшие вещи. Где-то вдалеке, за Темзой, раздавались глухие раскаты грома.

ГЛАВА 21

Дом леди Онор находился поблизости от Епископских ворот. Это был четырехэтажный старинный дом, снабженный внутренним двором; фасад его выходил прямо на улицу. Сразу бросалось в глаза, что дом недавно отремонтировали, явно не пожалев на это средств. Я понял, почему его называют Стеклянным: по всему фасаду тянулись новые окна, сверкавшие, как бриллианты, и на некоторых из них были выгравированы фамильные гербы Вогенов. Я внимательно рассмотрел гравировку. На гербе был изображен лев с мечом и щитом, символами воинской отваги. И все же эффект, производимый всем этим изящным великолепием, неуловимо отдавал чем-то женственным.

«Должно быть, – подумал я, – дом перестроен и украшен уже после смерти супруга леди Онор».

Парадные двери были распахнуты настежь, по обеим сторонам от них замерли слуги, облаченные в пышные ливреи. Хотя я надел свой лучший костюм, мне не давала покоя мысль, что среди столь изысканного общества я покажусь убогим простолюдином. Для того чтобы казаться понаряднее, я даже вытащил из-под воротника камзола вышитый рюш, украшавший мою шелковую рубашку.

На званый обед я прибыл верхом на Канцлере; старый мой конь, судя по его довольному виду, оправился от недавнего переутомления и трусил бодрой рысцой. Я спешился, и один из слуг сразу взял у меня поводья, а другой, стоявший у двери, поклонился, приглашая войти. Он провел меня сквозь богато украшенный холл в просторный внутренний двор. Все окна, выходящие сюда, тоже были сделаны из превосходного стекла, стены, помимо герба Вогенов, украшали изображения геральдических животных. Посреди двора бил небольшой фонтан, издававший мелодичное жизнерадостное журчание. Огромный обеденный зал находился на первом этаже. У открытых окон горели свечи, отбрасывая переменчивые тени на снующую туда-сюда толпу приглашенных. До меня доносился оживленный гул голосов.

«Если даже леди Онор имеет отношение к греческому огню, участвовать в этой авантюре ее побудила отнюдь не стесненность в средствах», – решил я.

Слуга провел меня в особую комнату на втором этаже, где на столе стояли многочисленные чаши с горячей водой и лежали полотенца. Чаши, все до единой, были золотые.

– Желаете вымыть руки, сэр?

– Да, благодарю.

Трое мужчин уже стояли у стола, полоская руки в чашах: юноша, на шелковом камзоле которого красовалась кокарда гильдии торговцев шелком, и пожилой человек в белой сутане священника. Третьим оказался Уильям Марчмаунт; на широком лице его при моем появлении вспыхнула улыбка.

– Рад вас видеть, брат Шардлейк, – благодушно воскликнул он. – Надеюсь, зубы у вас крепкие. На сегодняшнем званом обеде будут подавать исключительно сладкие блюда.

Судя по всему, сегодня вечером Марчмаунт вознамерился явить собой олицетворение приветливости.

– Увы, зубы у меня не слишком хорошие. Мне приходится постоянно за ними следить.

– Но, я вижу, все они у вас по-прежнему на месте, – заметил Марчмаунт. – Как, впрочем, и у меня. Не понимаю я этой современной моды чернить зубы, которой теперь увлекаются многие дамы. Глядя на подобных модниц, можно подумать, что они всю жизнь питались одним лишь сахаром.