Темный прилив-2: Руины
Шрифт:
— Не проще ли создателям форм изучить эти машины неверных, вместо того чтобы судить об их возможностях, исходя из какой-то отрывочной и, вероятно, недостоверной информации?
Глаза Дэйна повылазили из орбит.
— Мой вождь, если они так сделают, они опорочат свое имя, обесчестят себя! Им всю жизнь придется молиться во искупление своих грехов.
— Так пускай молятся! — — рыкнул Шедао Шаи и вновь повернулся к окну. — Они считают, что опорочат свое имя, так пусть порочат, раз это единственная для них возможность вспомнить о богах. Пускай они вымаливают прощение, может быть, вместе с ним они упросят Всевышних ниспослать
— Господин, если вы прикажете, они будут выполнять вашу волю.
— Ты считаешь, что мне не следует отдавать подобный приказ?
— Мой вождь… — — Лиан попытался смягчить тон. — Мне кажется, ваше тесное общение с этим чужаком… изменило ваше отношение к неверным.
Шедао Шаи бросил короткий взгляд через плечо.
— Что ты там лепечешь, Лиан?
— Господин, повсюду только и говорят о том, сколько времени вы проводите с этим каамаси. Он увидел «объятия боли», вы показали ему «кипящую ласку». Бы проводите с ним все свое время, набюда-ете за ним, разговариваете с ним, рассказываете о нас, открываете ему наши тайны.
— И ты считаешь, что это опасно?
— Если он сбежит, господин.
— Сможет ли он, Лиан? Сможет ли он сбежать отсюда?
— Нет, мой вождь, мы не позволим ему. Шедао Шаи крутанулся на месте и в мгновение ока очутился рядом с Лианом. Он схватил своего подчиненного за грудки и с силой швырнул его о стену, разрушив одну из контрольных панелей.
— Мы не позволим ему? Ты не позволишь? Ты что, полагаешь, что я позволю ему это сделать? Помогу ему сбежать? Что я позволю ему уговорить себя и отпущу на свободу? Ты так считаешь? — он еще раз схватил Лиана и еще раз стукнул его о стенку, потом отпустил.
Его помощник упал перед ним на колени и вжался липом в пол.
— Нет, господин мой. Вот только мы опасаемся, что богам не понравится то, как вы ведете себя с этим чужаком. Вы можете измениться под его воздействием.
— И ты в самом деле так думаешь?
— Боюсь, господин.
— Так преодолей свой страх, — Шедао Шаи крутанулся на пятках и сделал шаг по направлению к выходу, но затем развернулся снова, заметив, что Лиан пытается встать. Со всего размаху Шедао двинул его ногой по подбородку, так что тот отлетел на изрядное расстояние и в третий раз за день ударился об одну и ту же стену.
Шедао ткнул в него дрожащим пальнем.
— Не я тебе подчиняюсь, а ты мне. Все, чем я занят, изучая врага, касается только меня. И не твое дело — перечить мне. Не твое дело — выслушивать сплетни, распространяемые моими завистниками. Ты здесь, чтобы прислуживать мне, так чтобы я мог сосредоточиться на более важных делах. Если тебя это не устраивает, я смогу найти для тебя другую работу.
— Нет, господин мой, нет! — Дэйн взметнул вверх руки, то ли защищаясь от очередного грядущего пинка, то ли выпрашивая у Шедао прощения. — Я не хотел оскорбить вас, мой вождь, я только хотел, чтобы вы знали: против вас могут что-то замышлять.
— Если против меня зреет заговор, Лиан, то ты должен был давно расправиться с заговорщиками, -
Шедао Шаи сложил руки на груди. — Теперь сгинь с глаз моих. Пришли ко мне Элегоса. Я буду ждать его в комнате с аквариумом.
— Да, господин, — Дэйн медленно поднялся, придерживаясь руками за стенку. — Сию секунду, господин.
Шедао Шаи дождался, пока Дэйн доковылял до выходной
— И еще…
— Да, мой вождь?
— Сними свою маску, когда ты будешь говорить с ним.
— Господин?! — ужас отразился в глазах подчиненного. — Вы не можете…
— Я не могу"? — Шедао стал медленно приближаться к своему дрожащему помощнику. — Я могу. Ты снимешь маску и пришлешь сюда Элегоса, а затем отправишься к «объятиями боли». Если хоть раз до рассвета я увижу, что ты не корчишься от боли, я убью тебя собственными руками.
— Слушаю и повинуюсь, господин мой.
Отложив в сторону маску, Шедао Шаи наблюдал за хищной рыбой, проплывавшей внутри водяного контейнера. Он подолгу изучал рыб, любил смотреть, как они набрасываются друг на друга и разрывают друг друга в клочья, потом кусочки оторванной плоти начинают тонуть и становятся кормом для прочих морских созданий. Даже косточки и то не пропадают даром: они оседают на дне и идут в пищу улиткам и другим крошечным существам. Ничего не расходуется впустую. Боль и страдания идут на пользу всем, как это и должно быть.
Он приказал создателям форм, приглядывавшим за аквариумом, перестать кормить рыб людьми или их останками. Конечно, зрелище было забавное — смотреть, как людей разрывают на части, но Шедао чувствовал неудовлетворенность хищников, которые привыкли самолично добывать себе пропитание. Он считал, что если кормить их готовой и не оказывающей сопротивления пищей, то это будет выглядеть насмешкой над природой и ее законами, это оскорбит подводных охотников, которым доставляет удовольствие драться за свою еду, а не подбирать падаль.
Шедао улыбнулся во весь рот. Создатели форм и жрецы, надзиратели и рабочие — все эти касты йу-ужань-вонгского общества обленились. Воины вот кто истинные охотники. Именно эта йуужань-вонгская каста была наиболее близка к тому, чтобы познать все тайны вселенной, К сожалению, пришлось заметить ему про себя, не все воины достойны такой судьбы. Дэйн Лиан страшился ее, и Шедао подозревал, что даже ночь, проведенная в «объятиях боли», не сильно поможет ему прозреть.
Элегос заставил себя выпрямиться, войдя в комнату. Он двигался энергично, стараясь не показывать, какую боль терпит, но Шедао все равно ощущал его страдания. Руки каамаси практически не поднимал, время от времени он непроизвольно хромал и оступался. Что ж, боль терзает его, но он готов ее принять. Он хорошо учится.
Шедао отвернулся от созерцания рыб и кивнул вошедшему.
— Ты хорошо потрудился сегодня, но пока ничего не достиг.
Каамаси выдавил из себя улыбку, но и она давалась ему через боль.
— Отнюдь, я осознал довольно многое. Хотя мое рациональное мышление противится принятию боли, я понимаю, что без нее мы — ничто. Философы нашей Галактики много спорили о том, несет ли наша жизнь в себе материальное начало, или ее следует рассматривать с точки зрения чего-то нематериального, духовного. Последнее пока еще никто не доказал, а потому нам приходится признавать, что мы всего лишь существа из плоти и крови. А раз так, то мы рождаемся в боли и умираем в боли, вся наша жизнь протекает сквозь боль. Отрицая это, можно лишь продемонстрировать слепую веру в недоказуемое. Противиться этой идее будет равносильно самообману.