Темный принц
Шрифт:
— Добро пожаловать в мой дом, — тихо сказал он, обволакивая ее бархатистым голосом, словно это был отблеск камина или солнечный свет.
Очень медленно, почти неохотно, он поставил ее на ноги перед порогом.
Михаил потянулся открыть дверь и отступил.
— Ты входишь в мой дом по своей воле? — торжественно спросил он, обжигая ее взглядом, скользя глазами по ее лицу, задерживаясь на губах, чтобы снова вернуться к ее бездонным синим глазам.
Она была напугана, он мог легко прочитать это — пленница неистового существа, которая хочет доверять ему, но не в силах устоять на ногах, загнанная в угол, но
— Если я скажу «нет», ты вернешь меня назад в гостиницу?
Ну почему она так хочет остаться с ним, если знает, как он опасен? Он не давил на нее, она была достаточно одарена, чтобы почувствовать это. Он казался таким одиноким, таким гордым, хотя глаза его горели снедающим его изнутри огнем желания. Он не ответил ей, не пытался ее убедить — просто молчал и ждал.
Рейвен прерывисто вздохнула, признавая поражение. Она никогда не встречала человека, с которым могла бы сидеть рядом и разговаривать, даже дотрагиваться до него и при этом не ощущать наплыва мыслей и чувств. Это само по себе было обольщением. Она уже занесла ногу, чтобы переступить через порог, когда Михаил схватил ее за руку.
— Скажи, что ты это делаешь по собственному желанию.
— Я делаю это по собственному желанию.
Она вошла в его дом, опустив ресницы. Рейвен не заметила, как дикая радость осветила его лицо.
Глава 2
Тяжелая дверь, качнувшись позади Рейвен, обреченно закрылась за ней с глухим стуком. Она задрожала, нервно потирая ладони. И тогда Михаил завернул ее в плащ, окутавший теплом и его лесным мужским запахом. Он прошел по мраморному полу и открыл двери в библиотеку, а несколько минут спустя разжег огонь. После чего указал ей на стул возле огня — с высокой спинкой, очень удобный, старинный и, что самое невероятное, совсем не изношенный. Рейвен с изумлением изучала комнату. Она оказалась большой, красивый пол был сделан из твердой древесины, каждая дощечка паркета была частью замысловатой мозаики. Три из четырех стен были заняты книжными полками, сплошь заставленными книгами: большинство — в кожаном переплете и многие — очень старые. Стулья были удобные, небольшой стол между ними был явно антикварным, причем в отличном состоянии. На нем она увидела мраморную шахматную доску с изящными фигурами.
— Выпей это.
Она едва не подпрыгнула, когда он возник рядом с хрустальным бокалом.
— Я не пью алкоголь.
Он улыбнулся такой улыбкой, от которой ее сердце застучало как бешеное. А его острое обоняние уже запоминало, какая она.
— Это не алкоголь, а настой из трав от головной боли.
В ней снова всколыхнулась тревога. Она, должно быть, сошла с ума, раз пришла сюда. Это было похоже на попытку отдохнуть в одной комнате с тигром. Он мог сделать с ней что угодно. И никто не придет ей на помощь. Если он напоит ее... Она решительно покачала головой.
— Нет, спасибо.
— Рейвен. — Голос был низкий, ласковый, гипнотический, — Доверься мне.
Она обнаружила, что ее пальцы уже сжимают бокал. Она все еще сопротивлялась, и тут голову пронзила такая боль, что она вскрикнула.
Михаил стоял рядом, нависая над ней, его рука легла поверх ее руки, обхватившей хрусталь.
— Почему ты бросаешь мне вызов по такому ничтожному поводу?
В горле першило от слез.
— А почему ты заставляешь меня это сделать?
Он взял ее за подбородок.
— Потому что ты испытываешь страдания, а я хочу их облегчить.
Ее глаза удивленно расширились. Неужели все дело в этом? Ей больно, и он хочет ей помочь? Он действительно такой заботливый, или ему просто нравится отдавать приказы?
— Мне решать. Свобода — это главное.
— Я могу видеть боль в твоих глазах, чувствовать ее в твоем теле. Я знаю, что могу помочь тебе, и разве это не лучше, чем позволить тебе страдать и что-то доказывать?
В его голосе она услышала замешательство.
— Рейвен, если бы я хотел причинить тебе вред, я не стал бы тебя поить. Позволь мне помочь.
Его большой палец скользил по ее коже, словно легкое перышко, прослеживая пульс на ее шее, обводя линию скул, припухлость нижней губы.
Она закрыла глаза, позволив ему поднести бокал к своему рту и опрокидывая сладкую жидкость с непонятной горчинкой. Она чувствовала себя так, словно вручила ему свою жизнь. Таким собственническим было его прикосновение.
— Расслабься, малышка, — ласково сказал он. — Расскажи мне о себе. Как так получилось, что ты можешь слышать мои мысли?
Его сильные пальцы успокаивающе поглаживали ее виски.
— Я всегда могла делать это. Когда была маленькой, считала это само собой разумеющимся, думала, что все так могут. Но это было ужасно — узнавать сокровенные мысли других людей, их секреты. Я слышала и чувствовала все каждую минуту.
Рейвен никогда никому не рассказывала о себе, о своем детстве, тем более совершенно незнакомому человеку. Хотя Михаил не казался ей незнакомым. Он был словно ее частью. Потерявшейся частью ее души. Поэтому казалось так важно рассказать ему все.
— Мой отец считал меня каким-то уродцем, порождением дьявола, и даже мать немного меня боялась. Я научилась никогда не дотрагиваться до людей, не находиться в толпе. Больше всего мне нравилось оставаться в одиночестве, где-нибудь в глухом месте. Только так я могла остаться в здравом уме.
Его белые зубы блеснули в хищном оскале. Ему захотелось остаться наедине с ее отцом всего на несколько минут, чтобы показать, какими на самом деле бывают демоны. Эта мысль показалась ему интересной, хотя его и обеспокоило, что ее слова вызвали в нем такую ярость. Осознание того, что она так долго была одна, страдая от боли и одиночества, когда в этом мире был он, выводило его из себя. Почему он не отправился на ее поиски? Почему отец не любил ее и не заботился о ней, как должно?
Его руки были волшебными, его сильные гипнотические пальцы скользили по ее затылку.
— Несколько лет назад один человек вырезал целые семьи, не щадя даже маленьких детей. Я осталась ночевать у школьной подруги, а когда вернулась домой после работы, нашла их всех мертвыми. Я вошла в дом и почувствовала этого дьявола, узнала его мысли. Мне сразу стало плохо — такие ужасные вещи оказались в моей голове. Но я смогла выследить его и сдать полиции.
Его пальцы перебирали ее длинную тяжелую косу, ослабляя ленту и распуская туго заплетенные пряди, все еще влажные после душа.