Темный Рассвет. Дорогой ненависти.
Шрифт:
– Теперь ты будешь умирать, долго и мучительно, и у тебя будет достаточно времени вспомнить все те милости, которыми я тебя осыпал когда-то.
Повернувшись к ней спиной, он вышел из допросной, оставив обессилившую от боли девушку кашлять кровью у дальней стены комнаты. А потом дверь вновь скользнула в сторону, впуская Маарека Штеля. И Сайлорен с глухим отчаянным всхлипом прижалась лбом к холодному, забрызганному ее кровью полу...
Штель подошел к ней и присел на одно колено. Резким толчком в плечо перевернул на спину.
– Ну что же, мы снова встретились. Для меня это настоящий подарок, поверь. А вот со штурмовиками драться - довольно глупая затея, учитывая ваши разные весовые категории, - он, усмехнувшись,
Сайлорен смотрела на него с нескрываемой ненавистью. Эти глаза, холодные и бесчувственные, эта кривая ухмылка... больше всего на свете сейчас девушка хотела разбить в кровь эти губы, сомкнуть пальцы на горле и сжимать, сжимать, пока взгляд не помутнеет, а сам он не захрипит. Но это было безумной мечтой, Сайлорен прекрасно это понимала. Глядя Маареку в глаза и не шевелясь, девушка чувствовала, как тело медленно приходит в себя после удара молний. Она знала, что впереди есть только боль, и ничего больше - Палпатин дал понять это достаточно ясно. А значит, один удар уже никак не сможет повлиять на ее судьбу... Она ждала, что Штель приблизится, как хищник, пристально разглядывающий свою добычу, которой некуда бежать. Он наклонился, по-прежнему мерзко ухмыляясь. И Сайлорен изо всех сил ударила его по губам. Штель отшатнулся, через мгновение перехватив ее скованные запястья и резко крутанув их в сторону. Сайлорен выдохнула сквозь стиснутые зубы. Больно. И будет ещё больнее, в этом можно не сомневаться. Но на гладко выбритый подбородок медленно сползают одна за другой несколько капель крови. А значит, оно того стоило...
Штель, одной рукой продолжая выворачивать девушке кисти, другой сжал шею.
– Я мог бы задушить тебя, но не стану этого делать. И не потому, что Владыка запретил. А потому, что это слишком легкая смерть. И ты ее не заслужила.
Дни снова отмеривались болью. Ее старательно и неторопливо ломали. Вернее, доламывали. Пытались превратить в бесчувственную и слепо преданную рабу Империи. Уничтожали личность. Её били, душили, кололи какие-то препараты, от которых сон превращался в калейдоскоп кошмаров, а головная боль стала постоянной спутницей бодрствования. Временами Сайлорен с трудом могла определить, где реальность, а где бред воспаленного сознания. Палачи говорили, что ее надо перековать, лишить всего, вырвать память и чувства, оставить только пустую оболочку.
Когда за ней в очередной раз пришли штурмовики, Сайлорен лежала, закрыв глаза. Она слышала шаги, но реагировать не собиралась.
– Встать, - прозвучал резкий приказ.
Сайлорен не шевельнулась, даже век не подняла. Только внутренне сжалась, предчувствуя удар. Тяжелый сапог впечатался в бок. Ребра вспыхнули болью, и девушка сквозь зубы выдохнула.
– Встать.
– Зачем? Мне и так хорошо...
– Сайлорен открыла глаза и снизу вверх посмотрела на замерших над ней солдат. Если их разозлить... много ли ей нужно, чтобы умереть?
– Тебя ждут, дрянь, - процедил командир конвоя, наводя на нее бластерный пистолет.
– И ты пойдешь с нами.
– А если нет? Застрелишь?
– улыбаться было невыносимо больно, но Сайлорен все-таки скривила губы в подобие улыбки, стараясь довести офицера до бешенства.
– Молчать! Подъем, - снова удар.
Сайлорен смотрела ему в глаза, не моргая и не двигаясь.
– Стреляй, храбрец. Легко угрожать безоружному пленнику. Легче только бить лежащего. Да только ты все равно не выстрелишь - струсишь.
Глаза офицера сверкнули, он обернулся к конвойным и кивнул на девушку. Двое штурмовиков подняли ее на ноги и прислонили спиной к стене. Она молчала, только губы ее дрожали от боли, пронизывающей избитое тело.
– Никто не смеет обвинять офицера Империи в трусости безнаказанно, сучка, - офицер стиснул ее подбородок - и поврежденная при захвате челюсть заныла.
–
Пальцы офицера начали сжиматься на ее горле. Его лицо было так близко - искаженное злостью... так близко... Сайлорен закрыла глаза и рванулась вперед, целясь лбом в тонкий нос и бледные губы. Удар, хруст, кровь, заливающая глаза - своя и чужая...
Офицер отпрянул, ругаясь и прижимая ладонь к разбитому лицу. Кулак штурмовика прилетел в горло, заставляя задохнуться от боли. Ну же, ну...
Голову за волосы запрокинули назад, холодное дуло прижалось к шее. Тяжело дыша, Сайлорен ждала выстрела, чувствуя, что рука, сжимающая пистолет, дрожит от еле сдерживаемого бешенства. Но через несколько мгновений офицер совладал с собой, опустил пистолет и отступил на шаг назад.
– В допросную ее. Господин Штель наверняка уже заждался.
Сайлорен пару раз ударили и потащили из камеры. Девушка закрыла глаза. О Сила, когда же закончится этот кошмар...
Но кошмар и не думал заканчиваться - напротив, он все набирал обороты. Она помнила тот день - или ночь - когда подручные Штеля в очередной раз избили ее до полубессознательного состояния и распяли на допросной плите, а сам Штель, как всегда, с хищной ухмылкой, вколол ей в шею очередной стимулятор - "для полноты ощущений". Голова ее дернулась от размашистой пощечины, а потом внезапно Маарек начал раздеваться. Сайлорен затряслась от накатывающего черной волной ужаса и отвращения. Она помнила, как он улыбался, лаская её тело - удар и ласка, пара ударов и снова ласка... Как он впился в её грудь, прокусывая кожу, а потом посасывая и слизывая текущую из укусов кровь. Как размазывал эту кровь по ее телу своим ставшим колом членом... Когда его ладонь легла на ее бедро, она напрягла последние силы, сводя колени, но он только засмеялся и, с помощью специальных креплений раздвинув ей ноги, вошел в нее, грубо и жестко.
Сайлорен кричала. Отчаянно выгибаясь в своих оковах от острой боли, судорожно сжимая ладони в кулаки. А он откровенно развлекался, насилуя ее сначала стоя, потом опустив плиту и устроившись сверху. Укусы, удары, грубые прикосновения по всему телу, слюнявый язык, слизывающий кровь с её кожи... Сайлорен хотелось умереть. Здесь, сейчас, как угодно, но только умереть. Чтобы не чувствовать чудовищную боль, душевную и физическую...
Казалось, этот кошмар продолжался целую вечность и останется в её изломанной душе и памяти навсегда. Закончив, наконец, свое грязное дело, и одевшись, Штель приказал помыть и покормить девчонку, на которую у него имелись большие планы. И уже перед уходом из камеры он снова подошел к ней и с размаху ударил в живот, заставляя девушку согнуться, когда травмированные ребра отозвались вспышкой боли.
Через несколько дней эта забава наскучила Штелю, и он взялся за скальпель. Называя Сайлорен своим любимым инструментом, а себя - виртуозным исполнителем, он медленно и аккуратно надрезал кожу, любуясь выступающими алыми каплями. В эти мгновения Сайлорен мутнеющим взглядом замечала, как по его лицу проходит дрожь возбуждения, глаза вспыхивают, а спустя секунду скальпель опять приходит в движение, вырезая одному ему понятные линии. Часто, объясняя их значение балансирующей от боли на грани обморока девушке, Штель называл ее тело полотном, кровь - красками, а скальпель - кистью. И Сайлорен почти беззвучно шептала: "Больной ублюдок...", а Маарек только кривил губы в усмешке и касался скальпелем ее лба, век, горла, наблюдая, как от инстинктивного страха расширяются ее зрачки, чтобы потом снова провести кровоточащую линию по груди или животу. Собственное тело давно стало её врагом, одной из причин всех этих страданий. Но сил ненавидеть его у девушки уже не осталось. День за днем она захлебывалась криком, когда Штель и его товарищи брались за дело. Но постепенно её крик сменился глухими хрипами.