Темный янтарь
Шрифт:
— Да. Ну что ж, ехать надо, – бормочет Янис, глядя на свежую землю и зеленые ветви.
Наверняка ошибка какая-то. С чего Андрису – лысому, крепкому как боксер – вдруг умирать? Тетя Эльзе, Анитка и девчонки уж точно не поверят.
Мотоцикл заводится со второго раза, свечи все же заливает. Рена усаживается сзади, обнимает за плечи, всхлипывает, от нее пахнет новенькой армейской формой и чуть корицей. Тесновата ей гимнастерка. Ох, что за глупости в голову лезут, совсем ополоумел Выру-средний.
Капитан, Линда и незнакомый командир-зенитчик ждут у поворота
— Сочувствую, достойным человеком был твой дядя, – говорит капитан. – Погиб на боевом посту в эти тяжелые дни, вместе с товарищами. После победы поставим им памятник. А сейчас ехать надо. Товарищ Линда с нами, прикомандирована.
— Я не просилась, честное слово, – бормочет Линда, прощаясь, обнимает подругу.
— Не в тыл забираем, на такую же передовую позицию. Санинструкторы везде нужны, – поясняет капитан, пожимая руку зенитчику. – Ян, соберись, довези, не покалечь нас. Потом отдохнешь.
Дым в сумерках еще гуще, патрули кажутся тенями, у Нового рынка снаряд разворотил санитарный автобус, выносят убитых…
Из дивизионного КП выходят моряки, быстро шагают к каналу, смотрят на небо. Скоро сумерки, должны убраться немецкие бомбовозы, станет чуть легче. Товарищу Выру велено отдыхать два часа, Янис ставит мотоцикл под стену, садится в коляску, задирает-вытягивает ноги. Мыслей в голове нет, одна усталость.
***
За колено трясут все сильнее, Янис с трудом пытается вырваться из сна. Глаза не открываются, хоть плоскогубцами веки поднимай.
Будит, понятно, Серый. Рядом стоит «Линда-2», в кузове возится Стеценко.
— Мне два часа разрешили поспать, – бормочет Янис.
— Ты уже перебрал. Велено будить, кормить, готовить к службе. А ты, между прочем, во сне здорово похрапываешь.
— Это семейное, – Янис пытается размять шею, которую надавило каской.
— Идите повечерим, хлопцы, пока продых дали, – зовет водитель.
Хлеб свежий, почти прямо с пекарни, в углу кузова стопка свежих газет «Коммунистс»[3]. Живет под бомбами и снарядами Лиепая, сдаваться не собирается.
Стоит упихнуть в рот первый ломоть хлеба с мясом, как просыпается голод. Спецсвязисты наворачивают в молчании, запивая водой из единственного котелка.
— Прием пищи должен проходить быстро, но размеренно и без вреда для желудочно-кишечного тракта, – замечает подошедший старший лейтенант Василек. – Принимайте запасы, проглатывайте застрявшее и слушайте вводную.
Старший лейтенант забрасывает в кузов неполный ящик минеральной воды, и еще один, деревянный, с чем-то серьезным:
— Стеценко, с наставлением по РГД-33 и практикой использования знаком? Проинструктируй молодежь. Гранаты на крайний случай. Теперь вводная. Получен приказ из штаба армии. Приказ на прорыв. Оставляем Лиепаю, прорываемся через немцев, идем на соединение с основными силами Красной армии.
Спецсвязисты замирают с полными ртами. Как?! Отбивались, стояли крепко, и вдруг… Серега судорожно закашливается.
— Спокойно. Запей. Стратегическая целесообразность в такой огромной войне –
Фонарик со свежей батареей светил ярко, старший лейтенант показывает карандашом по карте, уходя все дальше и дальше от города…
… — вот так в самых общих чертах. Если отобьетесь от колонны, идти тихо, осторожно, больших дорог категорически избегать, от контактов с местными жителями уклоняться. Заложат немцам мигом. За пару дней выйти к своим не надейтесь, двигаться без суеты, но быстро, ночами и глушью. Понятно, это опять же на крайний случай, если потеряетесь. Да, как-то вот так… — Василек сложил карту. – Ян, прими наши соболезнования. Хороший был человек твой дядя. И еще… Спасибо.
— Это не я. Это капитан ее забрал, – пробормотал Янис.
— Я понял. Все равно спасибо. Будьте осторожны.
Командир ушел. Товарищи смотрели на Яниса:
— Чего про дядю-то не сказал? – шепотом спросил Серега.
— Чего тут говорить? Я еще и сам не осознал.
— Потом будем думать, горевать и поминать, – сказал опытный Стеценко. – Пока, хлопцы, нужно о насущном думать, и об успокаивающем.
— Это верно, – согласился Янис. – Давайте я ключ дам, заедете домой, провизию заберете. Может пригодиться. Где там кухни с кашей и консервами будут в том прорыве.
— Ты уж сам заскочи, у тебя в коляску всё влезет. Только с коробкой поосторожней, там бутылка коньяка, не кокни невзначай, – предупредил москвич. – Как раз помянуть будет, когда к своим пробьемся.
— Откуда коньяк-то? – удивился Стеценко.
— Олечка в военторге сунула, говорит, «вдруг замерзните или еще что», — объяснил Серега. – Я думаю, тоже же продукт, чего отказываться.
Успели заправить бак «цундаппа», Стеценко хвалил удобство немецкой канистры, собравшиеся вокруг связные и посыльные обсуждали вражескую технику, матрос с «Силача»[4] утверждал, что ленинградский мотоцикл «Л» все равно лучше. Сходились на том, что любой мотоцикл лучше, чем пешком или конно.
Из дверей закричал помощник начальника штаба. Началось…
***
Мчался в Старую Лиепаю неутомимый мотоцикл, сидел в коляске лейтенант-порученец. Уже легли дымные поздние сумерки, Янис мельком видел поднятый разводной мост, силуэты выходящих по каналу судов. Некогда было разглядывать, душный ветер бил в лицо гарью и отзвуками дальних разрывов, быстрее гнать нужно. Есть такое странное русское слово «метнуться» – у спецсвязи оно в каждом ухе, да еще в затылок тычет-подгоняет.