Темпоград. Научно-фантастический роман
Шрифт:
Ракеты были ядерные, «тихоходные», развивали скорость не более тысячи километров в секунду. Но «тихоходки» эти без труда настигли опасное солнце В, падающее на доброе А со скоростью около ста двадцати километров в секунду. Злое падало на А, как орел на зайца, а ракета настигала его, как стрела настигает орла. Впрочем, это сравнение только для схемы. Перед глазами у президента было нечто потрясающее: пылающий дом, пылающая гора, пылающее небо. Для впечатления нужен масштаб. Гора, планета, солнце одинаково миниатюрны на книжной странице. Океан велик не на карте,
Протуберанцы были внушительнее всего. Даже на нашем земном очень спокойном солнце эти пламенные вихри взлетают иной раз на миллион километров, на высоту диаметра солнца. Представьте себе на экваторе вулкан, столб огня от которого виден с обоих полюсов и еще на половину неба. Здесь же протуберанцы превосходили диаметры солнц — и доброго и злого — раз в пять. Не шары виднелись на экранах, а этакие круглые вазоны с огненными букетами. Сначала букеты были фотографически неподвижны, но по мере приближения начали пошевеливаться, перебирать лепесточками, алыми ниточками, вспыхивать, меркнуть, ветвиться. И постепенно потеряли сходство с букетами, превратились в щупальца. Два огненных спрута протягивали их друг к другу, стремясь сплестись, весь космос зажечь.
— Как будто обняться тянутся, — сказал юный радист, радостно улыбаясь.
— Пальцы скрючили, вот-вот в горло вцепятся. — Инженер воспринимал мрачнее.
— А мы им пальчики пообрежем, — усмехнулся президент.
Он был в прекрасном настроении с момента вылета, даже раньше того — с прибытия на Той. И даже не из-за письма Винеты. Винету он предпочел бы отговорить от немедленного переселения в Темпоград. Винету он жалел: так старые солдаты жалели безусых новобранцев: «Мы-то свое отжили, а зачем дитя под пули?» Но на планете Той президент оказался в обществе одних только «старых солдат».
Были здесь и близкие друзья: Вильянова — конструктор с талантливыми пальцами, и Анджей — генератор идей в порядке бреда. Земля охотно командировала темпоградцев на Той, ведь они проектировали Меч и Зонт, возились с каждой деталью годами, не три недели, как изготовители и испытатели. Да и не только темпоградцы были «старыми солдатами». В каждом астронавте президент чувствовал родственную душу. Звездопроходчики были для него как бы соперниками в беге, но тоже бегунами в будущее. Темпоградцы покоряли время, астронавты — пространство; те и другие — покорители. Все было сходно, и все несходно. Все разговоры превращались в сравнение: «А у нас, а у вас…»
— У нас в Темпограде на старте была чистейшая баня: плюс 60, 80, 100 градусов — сколько вытерпишь. И терпишь, потому что спешка.
— У вас перегрев, а у нас перегрузка. На взлете и посадке вес больше в шесть, восемь, десять раз, сколько вытерпишь. И терпишь, потому что иначе не долетишь. А нетренированные сознание теряют.
— Правда, МВТ сейчас все это отменил. Опалит, кольнет… и там.
— И у нас МЗТ отменил перегрузки. Но ведь техника, она портится. Вот случай был на Эпсилоне. Землетрясение… и опрокинулся вокзал. Три года строили
— И у нас годы не в счет. Конечно, Темпоград — город благоустроенный, но все-таки город. Ни лесов, ни полей, ни озера порядочного. Деваться некуда в свободный час. Размялся на садовой дорожке — и за стол. Хочешь дело сделать, терпишь.
— У вас хоть город, а у нас корабль: две каюты, рубка и коридор. Выведут на орбиту — и сиди. Деваться некуда в свободный час. Размялся на тренажере — и к телескопу. Наблюдения, фото, записи. Программу надо же выполнять. Никто тебя не тянул, сам просился.
— Конечно, у нас можно уйти в любой момент. Но беглецы — редкость. Свои три года используешь до последней минуты.
— А с орбиты и уйти нельзя. Прибыл, сиди, жене посылай радиопоцелуи.
Нет, они не жаловались на судьбу друг другу, они гордились пережитыми трудностями — бывшие мальчики, воспитанные на мечте о трудно добываемых подарках. Мужчина должен принести самое трудное. Подарки из космоса доставались тяжко. Темпоградцы доказывали, что и подарки из быстрого времени не так легки.
Наверное, все-таки легче немного. Город не корабль, и покинуть его можно в любую минуту.
В общем, они сговаривались: астронавты и темпонавты. И президент охотно взял на свою ракету капитаном немногословного Свена, разглядел в нем искателя невиданных трудностей. И инженер, и молоденький радист вписались в экипаж, все они были добытчиками подарков.
«Не одинок я. Есть рвущиеся за горизонт, — думал Январцев. — С таким народом мы раскачаем вантромповцев».
Но все это были мысли подспудные, они только создавали фон — приподнятое настроение. Главные думы сегодня были о Зонте и Мече.
Идея Зонта понятна и для XX века. Создавался напряженный зеркализованный слой вакуума вокруг планеты Той. Напряженные слои существуют и возле каждого атома. Именно поэтому твердые тела отражают или рассеивают лучи.
Идея Меча несколько новее, пожалуй, в наше время ее не все признали бы. Заключалась она в том, чтобы разрезать вакуум. Поскольку тяготение передается через пространство (через физический вакуум), предполагалось, что притяжение будет парализовано, и два солнца разойдутся, не сближаясь до опасного уровня.
Заслуга Темпограда в том и заключалась, что он выковал меч, рассекающий пространство.
А заслуга молодого Льва в том, что он задал вопрос: а нельзя ли сделать такой меч?
Теперь предстояло пустить его в ход.
Четыре ракеты, четыре космические козявки, против огненного дракона, лавины, вулкана, против пылающего неба!.. Ничего больше неба мы не можем себе представить.
Приборы показали, что Меч вступил в действие. Даже и без приборов это почувствовалось. Ракета как бы наткнулась на вязкую массу, вздрогнула и пошла медленнее. Сразу же в ней появился и вес. Сопротивление вакуума, падение скорости — все было предвидено, все говорило, что работа идет. К сожалению, сами космонавты не могли видеть разрез. Только наблюдатели со стороны могли бы заметить искажение созвездий.