Tempus
Шрифт:
Он поднес серебряную штуку к глазам, стараясь внимательно ее рассмотреть в полутьме. Подобранная вещица оказалась серебряным кольцом-подвеской в виде змеи, которая кусала свой собственный хвост. Матвей провел пальцами по кольцу, ощущая чешуйчатую поверхность замерзшими пальцами, потом выставил подвеску вперед.
– Откройся! – приказал он громко, и, хотя мальчик хотел, чтобы его голос звучал грозно, вышло совсем-совсем пискляво, и звук потонул в метели. Ничего не произошло. Матвей сжал зубы в разочаровании, а потом убрал подвеску в карман шорт, решив, что разберется с ней позднее. Может быть, еще пригодится, однако сейчас, очевидно, какое-то украшение не могло помочь ему открыть окно в свой мир, а новый мир ему порядочно не нравился. Он еще разок обошел вокруг предполагаемого места окна, поводил рукой в воздухе, все еще надеясь, что оно просто поблекло. Но магия,
Мальчик тяжело вздохнул, изо рта вырвалось облачко пара. Ему было холодно, скорее даже не так, ему было невероятно холодно. Он дрожал на ветру, как осиновый лист, а в кроссовки давно набился снег. Мальчик обхватил себя руками и решил, что прежде всего стоит пока найти укрытие, а уж потом он непременно сможет открыть окно, и все вернется на круги своя. А если остаться тут, то он просто замерзнет насмерть.
Матвей оглянулся: вокруг как будто бы ничего не было, вернее сказать, ничего не было видно, поскольку шел густой снег. Он выбрал направление наугад и пошел в ту сторону, непрестанно оглядываясь, боясь, что и место, где было окно, исчезнет, как сам проход. Опасался он не напрасно: спустя пару сотен шагов он уже потерял его из виду, зато впереди увидел дом. Он поспешил к нему, пытаясь растереть плечи руками, но отшатнулся, стоило ему увидеть его: он совсем не походил на дома в его родном городе. Вместо кирпичной кладки и бетонных плит его взору предстал покосившийся, не слишком протяженный деревянный дом в два этажа, где на второй этаж вела покосившаяся лестница. Он порылся в памяти, но никак не мог припомнить подобного дома поблизости от переулка, где он подбирал мяч. Этот дом был больше похож… на дома из старых фильмов. «Что ж, – подумал он про себя, – по крайней мере, меня не похитили инопланетяне. Это все еще выглядит как человеческое жилье». Все вокруг так и казалось бредовым сном.
Но времени раздумывать у него не было – он уже продрог до такой степени, что не чувствовал рук и ног и всерьез опасался, что никогда их и не почувствует. Он постучался в дверь, надеясь, что сердобольные жители пустят его погреться, пока метель не утихнет. Никто не отозвался, хотя он точно видел, что в грязном окне горел свет. Он застучал сильнее, молотя по двери изо всех своих силенок, но все еще не слышал никакого движения. Наконец он в отчаянии закричал:
– Откройте! Ну откройте же! Замерзаю! Помогите! 1
1
Здесь и далее фразы, сказанные на русском языке, будут отмечаться курсивом.
За мутным окном он увидел, что мелькнула тень: кто-то маленький прижался лицом к стеклу, а затем отпрянул.
– Уходи прочь! – раздалось из дома.
Матвей недоуменно замер, прекратив барабанить, потому что ничего не понял. Но затем взялся стучать с новой силой.
– Ага, там все-таки кто-то есть! Откройте дверь, я умираю от холода! Ну же, откройте!
– Пошел вон! – гаркнули прямо за дверью. – Проклятые ирландские попрошайки!
– Я вас не понимаю, – чуть не хныкал Матвей. Близость тепла по ту сторону двери мешала ему соображать, а зубы стучали с такой силой, что можно было больше не барабанить – зубы компенсировали. – Ну пустите ненадолго, я скоро уйду. Могу просто в прихожей посидеть! Я никому не помешаю!
Тот, кто был за дверью, очевидно, решил не обращать внимания на мальчика, потому что шорохи утихли. Матвей продолжал не сдаваться: он вновь застучал по хлипкой деревянной двери.
– Да чтоб вас! – выругался он, подражая своему отцу. Тот тоже так ругался, когда у него что-то не получалось. Но в этот раз буквально стоял вопрос жизни и смерти. Матвей уже перестал ощущать свои мизинцы на ногах и мечтал, чтобы все это прекратилось. – Пустите!
Неожиданно кулак провалился мимо двери. То есть, конечно, не провалился, просто дверь распахнулась и на пороге оказалась грузная и очень злая женщина. На ней было надето странное старомодное платье в пол, глухо застегнутое под горло, а на плечах была шаль. Ее лицо было испещрено морщинами, хотя ее нельзя было назвать старой – скорее, усталой, а ее каштановые волосы с проседью были аккуратно зачесаны назад. Матвей случайно задел ее по юбке кулаком и тут же опустил руку. Он уставился во все глаза на женщину, а та уставилась на него. Некоторое время они молчали, рассматривая друг друга.
– Чего тебе? – женщина открыла рот, произнеся какие-то слова, но он ничего не понял.
– Что? – переспросил мальчик, глядя на нее в недоумении. Она будто бы что-то говорила, но слова были непонятными.
– Чего ты там говоришь? – переспросила женщина, явно начиная злиться. – Чего среди ночи колотишь?
– Что? – снова переспросил тот, напоминая глупого попугая. Он даже открыл рот от изумления.
Женщина скрестила руки на груди, сурово глядя на него.
– Хватит ломиться в наш дом, тут тебе ничего не подадут. Уходи!
– Что??
– Я тебя не понимаю, – разозлилась она, берясь за дверь, чтобы захлопнуть ее перед носом мальчика. – Проваливай!
– Я вас не понимаю, – чуть не плакал Матвей, дрожа от холода. «Пусть это прекратится, пожалуйста, пусть все это просто прекратится», – думал он.
– Я… – женщина словно передумала закрывать дверь и внимательно посмотрела на мальчишку. Тот был одет странно, в какую-то яркую одежду неестественных цветов. И лопотал что-то на своем языке. Точно какой-то цыганский оборванец. Сердце у женщины все-таки сжалось от жалости. – Я. Тебя. Не. Понимаю, – четко, словно умалишенному, проговорила она.
И тут Матвея наконец-то осенило: она говорила на английском! Вот почему он ничего не понимал. Но как так вышло? Почему эта женщина одета столь странно и говорит по-английски? И почему вокруг зима?! Он немного язык со школы, но совсем чуть-чуть, наверное, мог бы только сказать, как его зовут и сколько ему лет. Порывшись в памяти, он как раз и попытался это сделать.
– М-меня… звать Матвей. Я есть 30 лет, ой, извините, я есть 13 лет 2 .
– А, так ты все-таки понимаешь, что я говорю, просто притворяешься умалишенным! Как ты тут оказался? Что забыл у моей двери? Давай тогда, проваливай поскорее, хватит тут околачиваться, всех детей мне перебудил, а ведь им вставать рано, – тут же затараторила женщина, скрестив руки на груди и сурово на него глядя.
Матвей схватился за голову. Это было ужасно – он не понимал ни слова! Он не выдержал, присел на корточки и разрыдался, понимая, что его просто ждет холодная смерть на улице, если эта женщина выгонит его взашей. Ему было страшно, холодно и неожиданно – очень-очень одиноко, словно он совсем один в этом незнакомом и враждебном мире. Завывала пурга, а эта женщина со злым лицом собиралась выгонять его на мороз, да и чего он ожидал?
2
Матвей изучал английский в школе со второго класса, но не слишком любил им заниматься, поэтому его английский очень, ну просто чудовищно плох. Да и что вы хотите от мальчика в 13 лет, который никогда бы в жизни не подумал, что он ему внезапно понадобится?
Женщина уставилась на мальчика, рыдающего у нее на пороге. Потом тяжело вздохнула, выражая этим вздохом все, что думала об этой ситуации, взяла его за шкирку, затащила внутрь и закрыла дверь, оглянувшись один раз по сторонам.
8 лет спустя
– Трогай 3 , – хмуро сказал мистер Зонко, садясь в повозку и нервно прижимая к себе цилиндр, который лежал у него на коленях. Его перчатки были зажаты в его левой руке, и, как он делал это всегда, когда беспокоился, узкие пальцы правой руки отбивали ритм по полам цилиндра. С его худого лица с большим подбородком хмуро смотрели глубоко посаженные карие глаза под густыми темными бровями. Можно было с уверенностью заключить, что мистер Зонко нравился людям отнюдь не внешней красотой.
3
С этого момента все герои говорят на английском, а курсивом выделены слова на другом языке. Чаще всего на русском и чаще всего от главного героя, которому лень вспоминать нужное слово или по какой-то другой причине.