Тень Арднейра
Шрифт:
Он подтащил относительно сухое бревно, расстелил на нем кусок рогожи.
– Вот, садись.
Даришка шмыгнула носом. Фарлек, конечно, самый отчаянный мальчишка в поселке, но вот что они будут делать, когда наступит ночь, и выползут из нор слуги старших богов?
– А что ты мне расскажешь? – она закинула за спину тяжелую косу, предмет зависти подруг, – говорят, врун ты, каких небеса не видели!
– Ну и что? – Фарлек развязно уселся рядом и – совсем как взрослый – властно обнял ее за плечи. Впрочем, он был года на три старше, и наверняка ощущал свое превосходство… – главное, чтобы интересно
И он так уверенно похлопал по охотничьему ножу, что Даришка едва не прыснула со смеху. Разве одолеешь этим слугу старших богов? Но вслух она попросила:
– Расскажи мне что-нибудь доброе.
Фарлек задумался, прищурился на огонь, послушал шелест дождя…
– Жил-был младший бог, и была у него возлюбленная. Но ее убили старшие боги… Ты чего носом захлюпала, а? Маленькая, что ли? Именно так все и бывает… Да послушай, тьфу ты… Он нашел свою невесту в другом мире, за этим небом, и вот тогда-то все и началось…
Даришка слушала, изредка прерывая повествование возгласами вроде «Да ну!» и «Врешь ты все, такого не бывает!». В черных глазах Фарлека плясали багровые искры, и было непонятно, то ли это отражение огня, то ли пламя само нарождается в бесконечной темной глубине.
– Как ты это придумываешь? – наконец спросила Даришка.
Мальчишка пожал плечами.
– Иногда приснится что-нибудь, иногда – словно кто-то нашептывает. Да какая разница? Главное, чтобы занятно получалось!
Он с улыбкой посмотрел на Даришку, а она отчего-то засмущалась, к щекам прилил жар…
– Когда вырасту и стану великим воином, возьму тебя в жены, – вдруг скзал Фарлек.
«Вот это да!» – Даришка совсем раскраснелась, и не знала, куда глаза девать. А потому не сразу поняла, отчего ее новоявленный жених резко вскочил и схватился за нож.
«Ну, вот и все», – мелькнула запоздалая мысль, – «слуги старших»…
Но в круг света шагнуло вовсе не мохнатое чудовище, а молодая женщина. Она была одета в щегольский костюмчик, совершенно неуместный в лесу; ее кожа белела молоком во мраке, а глаза – тут Даришка почувствовала, как внутри все собралось в тугой узелок – в глазах незнакомки билось, не находя выхода, живое синее пламя.
– Эй, тебе что надо? – крикнул Фарлек, – не подходи!
Она дернула товарища… нет, уже жениха за рукав. Шикнула:
– Ты что?!! Это же богиня…
Женщина грустно улыбнулась, внимательно оглядела застывшую парочку. А затем мягко сказала:
– Мое имя – Лирри. И я на самом деле одна из младших, девочка не ошиблась… Но не в этом дело. Я слушала историю, которую ты рассказывал. И даже не буду спрашивать, откуда тебе это ведомо… Но хочу, чтобы ты знал – каждое слово – правда. Младший бог, отправившийся на поиски невесты, так и не вернулся, и скорбь моя велика и по сей день. Быть может ты – тот, кто знал его в Дхэттаре и погиб? А теперь пройдешь свой путь заново – но уже здесь?
Она замолчала и как-то беспомощно оглядела Фарлека. Тот кашлянул, прочищая горло.
– Я… не понимаю.
– А и не нужно. Будь счастлив тем, кем станешь здесь.
Богиня протянула им ладони, и на каждой лежало по золотой рыбке.
– Берите – и идите домой. Дорогу найдете…
Ее взгляд пошарил по земле, и, повинуясь воле высшего создания, среди пучков травы проклюнулась коричневая спинка тропы.
– Идите же.
… Они пошли прочь от костра, взявшись за руки. За спиной шептался с дождем лес, и печально качала головой младшая шеннита Лирри. А впереди… Кто знает, что ждало их дальше?
Дхэттар. До конца времен.
Может ли завершиться жизнь, ставшая бесконечным сном?
Само слово «сон» смертные определяют как нечто, имеющее окончание. «Бесконечность» – будет длиться всегда, разве что сам мир перестанет существовать, но тогда и само понятие времени исчезнет, растворится в абсолютном ничто.
Вейра Лонс продолжала жить в белом дворце на Айрун-ха, единственная в своем роде, последний эрг Серединных земель. Она никогда не прогоняла тех смертных, что приходили к ней за советом, иногда принимала бродячих музыкантов и бардов. Но все понимали, что в душе леди царит вечная зима, а сердце ее подобно запертой каменной башне. Ее прозвали Скорбящей, но это, пожалуй, было не так. Вейра давно не скорбела. Она вообще перестала что-либо чувствовать, исключая те редкие мгновения, когда память возвращала ее…
К раннему утру, когда она стояла рядом с Тиорином Элнайром и смотрела на портрет красноволосой воительницы.
К закату в Айруне, когда пальцы Ланса сжимались на уздечке Рыжухи.
К той ночи, когда для двоих все казалось таким простым и вечным.
И каждый раз она задавала себе один и тот же вопрос: почему именно так распорядилась Судьба? Зачем Ланс вмешался в жизнь тихого мирка?
Ответов не было, да и не могло быть.
…Правда, однажды ей приснился странный сон. Заливной луг, по которому ветер гнал изумрудные волны, холмы вдалеке и сизое небо, набрякшее дождем. И – двое, в незамысловатой одежде простолюдинов, бредущие сквозь травяное море. Девушка была настоящей красавицей: золотые локоны, яркие зеленые глаза, нежный румянец, проступивший на загорелых щечках. Он – крепкий парень, черноглазый и черноволосый… У обоих на шее – по золотой фигурке, изогнувшейся в прыжке рыбы. Кайрина де Гиль и Тиорин Элнайр. И, похоже, они были счастливы.
«А как же я?» – не выдержав, крикнула Вейра, – «как же я? Почему я осталась здесь, совершенно одна?!!»
Тиорин остановился, будто прислушиваясь к чему-то.
– Что? – Кайрина тревожнопосмотрела на него, – что такое?
– Ты ничего не слышала?
Она задумчиво качнула головой.
– Пойдем, вечер скоро.
И они пошли дальше, под редкими каплями дождя.
А Вейра, лежа среди вышитых покрывал, вспомнила слова оракула.
Говорят, что те, кто умирает в одном мире, может возродиться в мире-близнеце, так было и будет до конца времен.
…Впервые за много дней она приказала седлать Рыжуху (та, первая, давным-давно умерла, да и вторая тоже, но дочь Бездны с непонятным упорством продолжала покупать себе золотистых лошадок и называть их этим простым именем).
«Но куда ты поедешь?» – спросила она себя. И ответила: «Куда глаза глядят».
– Мне сопровождать вас, миледи? – осторожно поинтересовался Юдин.
– Нет. Я еду… По личному делу.
Таверс пожал плечами и удалился. А Вейра, хлестнув кобылку, понеслась по склону Айрун-ха, туда, где поют ручьи и шелестят деревья.