Тень Бешеного
Шрифт:
После того как у него появились деньги, Молоканов обошел множество национальных ресторанчиков в Москве и за рубежом. И решил, что китайская еда для его желудка — сама полезная. Поэтому и постарался узнать об этом предмете все, что было доступно его пониманию.
Невольно подражая профессору Чжао Бину, Молоканов начал с того, что сообщил собеседнику о том, что примерно полторы тысячи лет назад была составлена подробная кулинарная книга. Уже в то время кулинарное искусство являлось предметом серьезного изучения, что отчасти объясняется особым отношением китайцев к приготовлению пищи. Кулинарные
В рецептуру почти всех блюд входит множество пряных трав, причем в определенном наборе и соотношении, большинство из которых являются одновременно и лекарственными. Неудивительно, что в древности профессии повара, лекаря и фармацевта обычно совмещались, а диетическая китайская кухня уходит корнями в ту же седую древность, что и обычная.
— Некоторые южно–китайские блюда отличаются особой остротой, — заметил Молоканов, после того как он и Позин расположились за круглым вращающимся столиком. — И эти блюда способствуют повышению потенции. Считается, что рисовые настойки на южно–китайских змеях не только укрепляют мужскую силу, но и помогают от многих недомоганий — например, от кашля или головной боли.
Позин отметил про себя, что после того как Молоканов начал с ним общаться, в речи Аристарха появились сложные слова, которых тот раньше просто избегал, опасаясь произнести неправильно и опозориться в глазах собеседников.
— В Китае считается, что пища людям дается небом, вследствие чего китайцам не знакомо понятие «перекусить», — веско заметил Молоканов, вероятно, цитируя по памяти какую-то книгу. — Принятие пищи всегда расценивается как момент приобщения к культуре нации.
Выросший как из-под земли официант–китаец, в неизменной сырцовой кофте, притащил на блюде паровые пресные пампушки «маньтоу», две пиалы с пресным вареным рисом и палочки.
Трапезу начали по–китайски — с зеленого чая без сахара. Затем перед едоками выстроилось множество сине–белых мисочек дорогого фарфора с холодными закусками — мелкими кусочками печени, мяса, рыбы, квашеных и вареных овощей.
Блюда состояли из виртуозно нарезанных продуктов в виде зернышек, соломки, в форме колосков пшеницы, лепестков хризантемы, образуя в целом изящные фигурки птиц, рыб, цветов, фруктов, драконов. Молоканов и Позин ели не торопясь и понемногу. Им доставляло удовольствие наслаждаться процессом поглощения блюд. Позин не преминул воспользоваться возможностью подчеркнуть свое превосходство над Молокановым, обучив его китайскому обычаю: гостю, в знак особого внимания, высшей заботы и уважения, принято подкладывать в пиалу угощение своими палочками.
Приятели долго спорили, решая, кто из них сегодня гость, а кто хозяин. Помирились на том, что стали подкладывать друг другу кусочки, соревнуясь в том, чтобы услужить соседу.
Их, познавших толк в китайской кухне, нисколько не смущала кажущаяся несовместимость компонентов, вкусов и ароматов — еще одна особенность китайской кухни. Поэтому они с одинаковым аппетитом поглощали свинину «с ароматом рыбы», говядину — с фруктовым вкусом», кисло–сладкие огурцы и еще множество рыбных кушаний, похожих на что угодно, но только не на рыбу.
Позин попытался рассказать китайскую
Оба приятели, уже успевшие выпить приличное количество крепчайшей водки «маотай», пришли к выводу, что в этой поговорке «что-то есть».
Официанты появлялись, словно из воздуха, и исчезали, оставляя после себя на столе очередную смену блюд: суп из ласточкиных гнезд и акульих плавников, голотурий, «пьяную рыбу», морских гребешков, вяленых медуз и каракатиц, маринованные утиные языки и яйца, а также саму утку, тушенную в рисовой водке, варенье из апельсинов и любимое блюдо китайских императоров: илангиланг — вяленые листья хризантем.
Процесс насыщения занял у Позина и Молоканова около двух часов. Время летело быстро, но у обоих не было тех ограничений, которые есть у простых людей: семья, работа, долг, обязанность жить по распорядку.
Позину было легко в обществе Молоканова, которого он считал своим преданным учеником, что позволяло не обращать особого внимания на его очевидные недостатки.
Молоканову же доставляло огромное удовольствие общество Позина. Александр был для него чем-то вроде маяка в бурных водах жизни высшего московского света.
Постепенно Аристарх научился носить одежду от «правильных» модельеров, следить за модным цветом сезона и удачно подбирать себе галстук. Прислушиваясь к разговорам за столом в модном ресторане, он постепенно начал и сам время от времени вставлять реплики в разговор и с удивлением обнаружил, что к его мнению прислушиваются. Он не всегда отдавал себе отчет в том, что главным критерием здесь выступали его деньги, а не его ум.
Что касается интеллекта Молоканова, то его собеседник был достаточно тактичен и расчетлив, чтоб тот никогда не услышал смешки, которые раздаются у него за спиной. Плохо пришлось бы тому, кто посмел бы над ним смеяться. Люди инстинктивно понимали это и старались не задевать его больного самолюбия.
— А не настало ли время проверить свою удачу, милейший Аристарх? — лениво поинтересовался По зин, ковыряя в зубах кедровой зубочисткой и развалясь на вышитых парчовых подушечках в курительной комнате.
Молоканов извлек изо рта мундштук турецкого кальяна, к которому пристрастился в последнее время, и с воодушевлением поддержал идею.
— Удачу всегда надо проверять! Потому что, если удачу не проверять, она решит, что про нее забыли и покинет навсегда, — с пафосом провозгласил он.
— Так вперед, мой друг!
— Вперед!..
Покинув ресторан, они спустились по узенькой лестнице в подвальное помещение. Пройдя по тоннелю, стены которого были выложены кирпичом, друзья оказались перед глухой стеной.
Позин дотронулся до нее. Она оказалась влажной. Известка, прослоившая кирпичную кладку, осыпалась от легкого прикосновения.
— Этой кладке не меньше пятисот лет, — почти прошептал Молоканов, словно опасаясь вызвать духов тех, кто это подземелье соорудил.
— Мы находимся под Москвой–рекой, — отозвался Позин беззаботным голосом: судя по всему, его не трогала мрачная обстановка подземелья.