Тень быка
Шрифт:
Но что если тот первый бык его ранит? Это более чем вероятно. Он должен придумать, как обмануть публику. Надо отодвинуться от бычьих рогов, чтоб они не коснулись его. К публике он будет стоять спиной; они не заметят.
Он встал и испробовал обманный приём перед зеркалом. Вроде легко. Но как же с честью-то быть, подумал он. Это самое важное, честь. Как испанец, без неё он жить не мог, а если бы стал, жил бы в позоре. Намного лучше быть поднятым на рога или даже убитым, чем лишиться чести в собственных глазах. Нет, он не мог их обманывать, потому что себя обмануть бы не смог. Всё должно пройти так, как от него ожидали, с честью, или вообще никак.
Маноло решил молиться Богоматери Доброй Надежды [9] , покровительнице всех тореро, прося Её сохранить его. Каждый год те шестеро мужчин брали его с
9
Очень почитаемый в Испании, особенно в Андалузии, образ Богоматери. Эта статуя (в народе её ещё называютla Macarena)хранится в одной из церквей Севильи. Раз в год, на Страстной неделе, её, как и многие другие статуи, носят по улицам в процессии.
До Пасхи было далеко, почти год. А потом сразу же тьента. Маноло не забыл ни о том, ни о другом. Всё это время, месяцами, он ждал наступления обоих событий. Почти каждую ночь он тренировался с плащом, мулетой и со своей «шпагой». А в те ночи, когда он слишком уставал и не тренировался, он лежал без сна, иногда молился, а иногда разглядывал на потолке тени, которых утром уже не будет.
Почти каждую ночь ему что-то снилось, и он боялся засыпать, потому что теперь во всех снах присутствовали быки, огромные, чёрные, с бесконечными рогами. Они всегда его ждали. Не двигались — только ждали. И всегда их было больше одного. А он, Маноло, всегда был один. Один на арене, и шестеро мужчин смотрят на него и ничего не говорят. Он был один на арене с быками, ждал и ничего не делал. Только стоял и ждал, и быки тоже стояли и ждали. Иногда он просыпался с воплем. Тогда прибегала мама и успокаивала его. Но он ни за что не рассказывал ей про быков, просто не мог.
Много раз за день, а иногда и ночью, мальчик вспоминал старого доктора. Он часто проходил мимо его дома, одновременно служившего клиникой. Он хотел бы поговорить со стариком, ещё раз посмотреть, как тот работает, но ни разу не вошёл: он знал, что ещё не время. Он завидовал тем, кто заходил; не все из них были больны. Многие приносили подарки — корзины цыплят, хлеба домашней выпечки, фрукты, цветы и вино. Они приходили каждый день, даже по воскресеньям. Каждый хотел посоветоваться с доктором или сказать ему спасибо. Но Маноло не мог попросить, чтобы тот помог ему сделаться доктором, или даже спросить совета, как им стать. Не сейчас. Не в то время, когда он должен был делать то, что должен.
Ещё ему иногда казалось, что доктор на него смотрит — в окно или когда встречает на улице. Казалось, что доктор вот-вот что-то скажет, но он так ни разу ничего и не сказал. Может быть, он тоже ждёт, думал Маноло. Только бы выдержать бой! Пресвятая Дева непременно поможет.
Наконец, за три недели до тьенты, наступила Страстная неделя. Но мужчины не зашли за ним. Они не взяли его в Севилью, уехали, ничего он сказав. Он даже не увидит образ Богоматери Доброй Надежды. Теперь ничто его не спасёт. На протяжении дней, порой неспешных, а порой слишком стремительных, страхи его умножались и овладевали каждым мигом бодрствования, оставаясь с ним и в повторявшихся снах. Выхода не было.
Однажды в школе, на уроке истории, ему пришла в голову забавная мысль. Что, если отец тоже боялся? Кто-нибудь должен об этом упоминать — или он сам, или тот, кто хорошо его знал, вроде Альфонсо Кастильо. Книг о его отце, кроме биографии Кастильо, были дюжины, и тысячи статей, собранных в толстые тома. Если он поищет, то может обнаружить, что отец тоже боялся.
В тот день, и на следующий, и через день, он шёл после школы в библиотеку музея. Там он много нового узнал о корриде и о храбрости своего отца. Он выяснил, что храбрейшие быки и храбрейшие матадоры всегда были из Андалузии. Он прочитал о Бельмонте и обо всех препятствиях, какие тому пришлось преодолеть, чтобы сделаться лучшим, и о Хоселито [10] , который ни разу не был ранен, пока бык его не убил. Он прочитал о Манолете [11] , «Рыцаре Печального Образа», — как он жил и сражался, и как в 1947, в Линаресе [12] , он и миурский [13] бык убили друг друга. Он узнал, что всех великих матадоров объединяет готовность и мужество. Но он не узнал, боялся ли когда-нибудь его отец.
10
Хоселито (Хосе Гомес Ортега, 1895-1920). Отец и братья Хоселито тоже были матадорами, но сам он до сих пор считается одним из величайших тореро в истории испанской корриды. Выступал с двенадцати лет. С 1914 года до своей гибели постоянно соперничал с Бельмонте, в отличие от него отстаивая классическую технику корриды.
11
Манолете (Мануэль Лауреано Родригес Санчес, 1917-1947). Считается наследником и Хоселито, и Бельмонте.
12
Линарес — небольшой городок на севере Андалузии.
13
Миурские быки — очень известная порода боевых быков, которую разводят в окрестностях Севильи. Названы по имени владельца ганадерии, дона Эдуардо Миуры. Именно миурские быки считаются самыми опасными (Хоселито, как впоследствии и Манолете, погиб в сражении с одним из них).
Тем не менее мысль не исчезла. Может быть, отец бывал испуган. Не когда был взрослым, а хотя бы в детстве. Он не мог спросить маму, та всегда считала мужа святым, а святые не боятся. Но вот бабушку — мог. Только её он и решился бы спросить. В конце концов, это из её дома отец ушёл тогда, в двенадцать, сражаться со своим первым быком. Она знает; она вспомнит, каким он был в том возрасте.
Бабушка была старше, чем все, кого он знал. От старости она почти совсем оглохла. Жила она в белом домике с цветочными горшками, висевшими на всех окнах. Он часто к ней заходил, пока не узнал, что должен стать похожим на отца.
Она открыла ему дверь, он взял её за руку, отвёл на середину комнаты, чтобы никто не услышал с улицы, и громко закричал:
— Мой папа когда-нибудь боялся?
Она наклонила седую голову к его губам.
— Что ты сказал?
— Папа когда-нибудь боялся?
— Чего? — спросила она, глядя на него и выпрямляясь, насколько можно.
— Быков! Что покалечится, что погибнет!
— Что?
— Быков, смерти и боли! — закричал он уже со слезами.
— Твой отец был великим тореро, — гордо проговорила она и засеменила на кухню принести ему печенья.
Ждать он не стал.
Глава 12
Когда шестеро мужчин вернулись из Севильи, они стали его избегать. Не замечали на улицах, как незнакомца или невидимку. Он знал, что они о нём не забыли; они слишком хорошо помнили, что время почти пришло. Обучение закончилось.
За три дня до проверки быков на ферме графа де ла Каса Маноло зашел за Хуаном Гарсия. Он не мог больше оставаться один на один со своими страхами и сомнениями. Назад дороги не было, но ему хотелось увериться получше, что он не разочарует тех, кто в него верил. Он думал, что Хуан сможет сказать по его работе с плащом и мулетой, будет ли от него хоть какой-то толк. Но увидев Хуана, он не смог об этом спросить. Смысла не было: ведь главное — не работа с плащом. Он хотел знать, задрожат ли у него на арене колени, хватит ли в нём силы, чтобы выйти и вызвать быка на бросок. А такой ответ не получишь от Хуана.
Хуже того, Хуану ужасно не терпелось дождаться решающего дня.
— Думаешь, граф разрешит мне поиграть с коровой? — взволнованно спрашивал он Маноло. — Я знаю, он пригласил Эмилио Хуареса, чтобы делать именно это. Может быть… может быть, они и мне дадут? Понимаешь, — честно продолжил он, — дело не в том, что там будут люди, которые могли бы мне помочь, если я того стою. Об этом я и не думаю. Дело в животных. Не меньше десяти коров для проверки. Десять коров, с которыми надо поиграть, чтобы выяснить, насколько они храбрые. Десять! Понимаешь, по меньшей мере сорок выпадов с каждой. Четыре сотни! Четыреста раз на тебя бросается животное! Знаешь, что бы я дал за то, чтобы попробовать со всеми? Жизни не жалко.