Тень Гегемона. Театр теней. Дилогия
Шрифт:
– Боб, ты опять шутишь, и я…
– Я должен лететь ближайшим рейсом. Если ты придумаешь что-нибудь, что мне следует знать, сообщи почтой. Я обязательно ее хоть раз посмотрю перед тем, как пойти на рандеву с этим парнишкой.
– У него их нет, – сказала Петра. – Он их отдал своим дружкам.
– Вполне возможно.
– Не уезжай.
– Это невозможно.
– Боб, ты умнее его, но преимущество его в том, что он злее.
– Не рассчитывай на это.
– Ты не понимаешь, что я знаю вас обоих, как никто другой?
– И как бы ни думали мы, что знаем людей, в конце
– Боб, скажи, что ты так не думаешь.
– Это самоочевидная истина.
– Я тебя знаю! – настаивала она.
– Нет, Петра, не знаешь. Но это ничего, потому что я и сам себя не знаю, и даже не знаю тебя. Мы никогда не понимаем никого, в том числе себя. Тсс, Петра, послушай! Вот что мы сделали: мы создали нечто новое. Нашу семью. Она состоит из нас двоих, и мы тоже стали немножко иными вместе. Это мы знаем. Не ты, не я, а мы, которые вместе. Сестра Карлотта говорила что-то из Библии, как мужчина и женщина вступают в брак и становятся одной плотью. Очень загадочно и немного жутко, но в каком-то смысле это так. И когда я умру, у тебя не будет Боба, но ты все еще останешься Петра-и-Боб или Боб-и-Петра, как бы ни назвать то, что мы создали.
– А когда я провела те месяцы с Ахиллом, мы создали какое-то чудовищное создание Петра-и-Ахилл? Это ты хочешь сказать?
– Нет, Ахилл ничего не строит. Он находит то, что построили другие, восхищается и разрушает. Ахилл-и-кто-нибудь не бывает. Он просто… пуст.
– А как же теория Эндера, что надо знать врага, чтобы победить?
– Остается верной.
– Но если никого знать нельзя…
– Это игра воображения. Эндер не был сумасшедшим, и потому я знал, что это только воображение. Ты пытаешься увидеть мир глазами врага, чтобы понять, что все это для него значит. Чем лучше у тебя это получается, чем больше времени ты проводишь в мире, видимом его глазами, тем больше ты понимаешь, как и на что он смотрит, как сам себе объясняет то, что делает.
– И ты это проделал с Ахиллом.
– Да.
– И ты думаешь, что знаешь, что он будет делать.
– У меня есть список ожидаемого.
– А если ты ошибаешься? Потому что одно во всем этом точно: что бы ты ни думал о том, как поступит Ахилл, ты ошибешься.
– Это его особенность.
– И твой список…
– Видишь ли, когда я его составлял, я подумал обо всем, что он может сделать, а потом ничего из этого в список не включил, а включил только то, чего он, по моему мнению, сделать не может.
– Это должно помочь.
– Может.
– Обними меня, пока ты не ушел.
Он так и сделал.
– Петра, ты думаешь, что тебе не придется больше меня увидеть. Но я почти уверен, что мы встретимся.
– Ты понимаешь, как меня пугает, что ты только почти уверен?
– Я могу умереть от перитонита в самолете до Риберао. Я во всем всегда только почти уверен.
– Кроме того, что я тебя люблю.
– Кроме того, что мы друг друга любим.
В самолете пришлось терпеть обычную тесноту замкнутого пространства, зато он хотя бы летел на запад, и смена часовых поясов не так выбивала из колеи. Боб подумал, что можно бы явиться сразу после прибытия, но решил, что не стоит. Ему нужна ясность мысли, способность импровизировать и действовать мгновенно. Для этого надо поспать.
Питер ждал его у дверей самолета. Положение Гегемона дает некоторые привилегии в аэропортах по сравнению с простыми смертными.
Они спустились по трапу вместо трубы и сели в машину, которая прямо с летного поля отвезла их в отель, где разместился командный пункт МЗФ. Солдаты Флота стояли у каждого входа, и Питер заверил Боба, что во всех окрестных домах сидят снайперы, да и в этом тоже.
– Итак, – сказал Питер, когда они с Бобом остались одни в номере, – какой у тебя план?
– Ты так говоришь, будто у меня он должен быть.
– И даже цели нет?
– А, целей две. Сразу после кражи эмбрионов я пообещал Петре, что верну их и при этом убью Ахилла.
– А как это сделать, ты понятия не имеешь.
– Есть какие-то мысли. Но ничего, что я планирую, все равно не пойдет по плану, поэтому я ни за какой план особо не держусь.
– Ахилл сейчас уже не имеет того значения, – сказал Питер. – Нет, он имеет власть удерживать заложников в городке, но в международных делах он все свое влияние растерял. Лопнул как пузырь, когда сбил шаттл и китайцы его дезавуировали.
Боб покачал головой:
– Ты всерьез думаешь, что если он выберется живым, то не вернется к старым играм? Ты думаешь, он не найдет желающих играть в его спектакле?
– Я полагаю, что недостатка нет ни в лидерах, мечтающих о власти, которой он их будет соблазнять, ни в страхах, которые он сможет использовать.
– Питер, я приехал, чтобы он мог меня пытать и убить. Вот зачем я здесь. Это его замысел. Его цель.
– Что ж, если единственный план принадлежит ему…
– Именно, Питер. На этот раз план у него. А я – тот, кто может преподнести сюрприз, делая не то, чего он ждет.
– Ладно, – сказал Питер. – Запиши меня.
– Что?
– Ты меня убедил. Я участвую.
– В чем?
– Я войду в ворота вместе с тобой.
– Нет.
– Я – Гегемон. Я не буду стоять снаружи, пока ты там спасаешь мой народ.
– Он будет только рад убить тебя вместе со мной.
– Тебя первого.
– Нет, первого тебя.
– Короче, – прервал дискуссию Питер. – Ты не войдешь в ворота, если я не буду в твоей пятерке.
– Послушай, Питер. Причина, по которой мы попали в этот переплет, в том, что ты считаешь себя умнее любого другого, и какой совет тебе ни дай, ты уходишь надутый и самодовольный и делаешь удивительно дурацкие вещи.
– Но убираю за собой.
– Тут надо отдать тебе должное.
– Я буду делать все, что ты скажешь, – пообещал Питер. – Это твой бенефис.
– Все пятеро моих сопровождающих должны быть весьма умелыми бойцами.
– Это не так. Если будет стрельба, пятерых все равно мало. Так что рассчитывать надо на то, что стрельбы не будет. И потому вполне в пятерку можно включить меня.