Тень Гегемона. Театр теней. Дилогия
Шрифт:
– Война с турками для китайцев идет плохо. В Сети говорят, что турки захватили столько аэродромов, что теперь в небе Синьцзяна их самолетов больше, чем китайских. Госпожа, они бомбили Пекин!
– Тогда оплачьте погибших там детей, – ответила она. – Но для нас время боя еще не пришло.
И на следующий день, когда грузовики загрохотали по мостам, бампер к бамперу по узким горным дорогам, ее люди умоляли:
– Давайте взорвем только один мост, покажем, что Индия не спит, пока турки бьют за нас нашего врага!
Она ответила только:
– Зачем взрывать мосты, по которым враг покидает нашу
– Но мы многих можем убить, если удачно выберем время взрыва!
– Пусть мы взорвем пять тысяч, удачно выбрав время на каждом мосту, у них войск пять миллионов. Мы будем ждать. Никто из вас не сделает ничего, что предупредило бы китайцев о том, что у них есть противник в этих горах. Уже скоро, но ждите моего слова.
И снова и снова приходилось ей это повторять всем вновь приходящим, и они повиновались. Она посылала их звонить товарищам в дальних городах у других мостов, и те тоже повиновались.
Три дня. Китайские каналы сообщали, как сокрушительные армии выдвигаются против тюркских орд, готовясь наказать их за вероломство. Движение на мостах и на горных дорогах не ослабевало.
И пришло письмо, которого ждала Вирломи.
Без подписи, но из тайника, который был выделен для Питера Виггина. Вирломи знала: это значит, что на западе началось генеральное наступление и китайцы скоро станут снова перебрасывать войска и технику из Китая в Индию.
Это письмо она не сожгла, а дала ребенку, который его принес, и сказала:
– Сохрани его навсегда. Это начало нашей войны.
– Оно от какого-нибудь бога? – спросил ребенок.
– От тени бога или от его племянника, – улыбнулась она. – А может быть, от человека, который только сон спящего бога.
Взяв ребенка за руку, она вошла в деревню. Тут же ее окружили люди. Она улыбалась им, гладила по голове детей, обнималась и целовалась с женщинами.
Потом она повела парад жителей к зданию местной китайской администрации и вошла внутрь. Лишь немногие женщины пошли за ней. Она прошла мимо что-то кричащего дежурного прямо в кабинет китайского администратора, который говорил по телефону.
Он поднял глаза и заорал, сначала по-китайски, потом на общем:
– Что вы тут делаете? Убирайтесь!
Вирломи, не обращая внимания на его слова, пошла к нему с улыбкой, расставив руки, будто хотела его обнять.
Он поднял руки ладонями вперед, останавливающим жестом.
Она дернула его за руки, чтобы он потерял равновесие, и пока он шатался, пытаясь не упасть, она охватила его руками, зажала голову и резко вывернула.
Он свалился замертво.
Открыв ящик его стола, Вирломи достала пистолет и застрелила обоих китайских солдат, вбежавших в кабинет. Они тоже упали мертвыми.
Вирломи спокойно глядела на женщин.
– Пришла пора. Идите к телефонам и звоните в другие города. До темноты час. После наступления ночи нужно выполнить задачу. Взрывать быстро. Если кто-то попытается помешать, пусть даже индиец, он должен быть убит как можно тише и быстрее, а работа должна продолжаться.
Они повторили ее слова и пошли к телефонам.
Вирломи вышла из кабинета, пряча пистолет в складках платья. Когда прибежали на выстрелы двое оставшихся китайских солдат, она быстро-быстро заговорила с ними на своем родном диалекте. Они не поняли, что это совсем не местный язык и даже не родственное наречие с дравидского юга. Остановившись, они потребовали, чтобы она на общем объяснила им, что случилось. Вирломи ответила пулей в живот каждому из них раньше, чем они успели хотя бы увидеть пистолет. Лежащим на земле она всадила по пуле в голову.
– Не поможете ли вы мне очистить улицу? – спросила она у разинувших рот людей.
Они тут же вышли на дорогу и занесли тела обратно в здание.
Когда все телефонные сообщения были сделаны, Вирломи собрала людей возле входа в администрацию.
– Приедут китайские власти и спросят, что случилось. Вы должны сказать им правду. По дороге шел мужчина, индиец, но не из этой деревни. Он был похож на женщину, и вы решили, что это должен быть бог, потому что он вошел прямо в здание и сломал шею бургомистру. Потом взял его пистолет и застрелил двух охранников в кабинете и еще двух, которые прибежали на выстрелы. Вы успели только поднять крик. Потом этот незнакомец заставил вас отнести тела убитых солдат в здание и приказал выйти, пока он будет звонить по телефону.
– Они потребуют описать этого человека.
– Опишите меня. Темнокожий. С юга Индии.
– Они спросят, если он был похож на женщину, откуда вы узнали, что это не женщина?
– Потому что он убил человека голыми руками. Разве женщина это может?
Они засмеялись.
– А вот смеяться нельзя, – сказала она. – Они будут очень злы. И если даже вы не дадите им повода, они вас могут сурово наказать за то, что здесь произошло. Они могут решить, что вы лжете, и заставят говорить под пыткой. И я вам скажу: можете говорить, что это тот самый человек, который жил вон в той пещерке возле моста. Можете отвести их туда.
Она повернулась к ребенку, который принес письмо от Питера Виггина:
– Спрячь этот листок до конца войны. Чтобы он не пропал.
И она обратилась сразу ко всем:
– Никто из вас ничего не сделал, только перенес тела, которые я велела перенести. Вы бы хотели сообщить властям, но здесь больше не было властей.
Она раскинула руки:
– О мой возлюбленный народ! Я говорила вам, что принесу вам страшные дни!
Ей не надо было изображать печаль, и слезы у нее текли всерьез, когда она шла среди людей, касаясь рук, щек, плеч. Потом она решительно вышла на дорогу и отправилась прочь из деревни. Люди, которым это поручено, взорвут ближайший мост в течение часа. Ее там не будет. Она пойдет вдоль лесных троп, к командному пункту, откуда будет руководить этой кампанией саботажа.
Потому что взорвать мосты – мало. Придется убивать саперов, которые придут их чинить, убивать солдат, которые будут защищать саперов, а потом, когда нагонят столько солдат и строителей, что им нельзя будет помешать восстановить мосты, тогда спускать камнепады и сели, чтобы перекрыть узкие ущелья.
Если удастся закрыть эту границу на три дня, у наступающих мусульманских армий будет время (при условии грамотного командования) прорваться и отрезать огромную китайскую армию, и тогда подкрепления, пробившиеся наконец, очень-очень сильно запоздают. И тоже будут отрезаны.