Тень и источник
Шрифт:
– Она бывает в России? – спросил человек за рулём.
Киваем. В Москве у Стрепетовой родные, друзья. Немцы не собираются переводить? Пока она жалуется, что нет. Не хочет понять германских издателей. О положении в России достаточно известно из телепередач. Немец не станет покупать книгу ради возгласов возмущения в адрес Путина. Не тронет немцев и плач Надеина по вырубленным лесам, по канувшему в Лету обилию фауны в российских заповедниках.
Остановка перед светофором. Николай Сергеевич полон любезности:
– То, что вы говорите, очень интересно!
«Они только осваивают участок», –
– Жара. Дождей нет и нет.
– Суховато, – согласился водитель, бережно выговорил: – запечено...
Мы удостоились подстёгивающего взгляда.
– Вольфганг Тик что-то готовит.
– Написавший о легендарной паре? – обронил Николай Сергеевич, показывая знакомство с творчеством Тика.
Книга «Расписной лёд», посвящённая Олегу Протопопову и Людмиле Белоусовой, многократным чемпионам мира по фигурному катанию, сделала ленинградского радиожурналиста довольно известным писателем. Увидев свет в 1991, когда СССР доживал последние месяцы, она была переведена на несколько языков. Людей влекли характеры спортсменов, волновало то, что, оказывается, таилось в их душах, когда они выходили на лёд, на котором являли такую свободу. Прославляя страну, великая пара страдала от бессилия перед наглой властью чиновников, пока в конце концов не попросила убежища в Швейцарии.
После обмена фразами об успехе книги Бортников сообщил: он знает и другие произведения Тика. Жёсткая критика советского строя, стрельба по трупам. Теперь занялся актуальным?
– Он пишет о Путине.
– Что-нибудь новое, – без эмоций сказал водитель, – или перепевы слухов?
– Он выведет на свет решающее обстоятельство в жизни Путина. Всё встанет на свои места, проступит во всей ясности портрет, рядом с которым будет видна фальшь того образа, какой нам навязывают. Так он мне говорил.
Вопрос: что за обстоятельство? Он пока не сказал – ответил Слотов. Почему завёл речь? выпивали? Нет, шли вдвоём после заседания нашей ассоциации. «Я могу объяснить, почему его потянуло», – произнесено с мыслью о далёком, отчего царапнуло по нутру. Незабываемое эссе Романа Вальца «Роскошь общения». Ты излагаешь то, что отзывалось в сознании множество раз. Когда-то тебе внимал Борис Андреевич, ныне слушает Николай Сергеевич, ведущий audi quattro по улицам Берлина. Об эссе, о Вальце не упомянуто. «Есть такой, – толкуешь ты, – тип характера, которому всё время нужна самопроверка. Человек в каком-нибудь явлении открывает что-то, и его волнует – как это оценивают другие. Положительный отклик, хоть самый беглый, дорог ему. Человек ищет отклика, страдает, если вокруг нет понимающих. Внимание людей, в чьём уме можно не сомневаться, для него роскошь».
Лицо Бортникова чуть тронула улыбка и исчезла. Он как бы взвешивает твоё определение на весах. Вы с Тиком друзья? Ну, я бы не стал утверждать, отвечаешь ты, он больше меня известен, имеет влияние, какого у меня нет. Не скажу, что подобное исключает дружбу,
– Важно – разговорить его. – В глазах Бортникова – сама искренность уважения и надежды.
Добавь, думаешь ты: ваш опыт, не мне вас учить... Впереди справа – светло-серый массивный рейхстаг, проигравший от реставрации, новый купол мало его украсил. Зелёный свет, водитель нажал на акселератор, рейхстаг позади. Миновали перекрёсток, дальше – Джон Фостер Даллес Аллее, справа за сквером с бассейном – Дом культур мира, похожий на летающую тарелку под дугообразным укрытием. У тротуара припаркованы машины. Николай Сергеевич нашёл место для audi и, доставая с заднего сиденья кейс, предложил:
– Посидим на скамейке...
Слотов вышел первым и заметил, как его спутник мельком взглянул на стоящий в нескольких метрах жилой автобусик. Прошли мимо него по тротуару, свернули на дорожку меж кустами, которая выводит к бассейну. Слотову хочется оглянуться: чувствуем спиной автобусик с неплотно сдвинутыми занавесками на окнах. Николай Сергеевич указывает кивком на скамью старого потемневшего дерева – мужчина без примет одного роста с тобой, в песочного цвета рубашке с рукавами по локоть. Деловая встреча в приятный летний вечер, когда солнце ещё не закатилось. Два человека сидят на скамейке у бассейна, один извлёк из кейса листы бумаги, кейс с листом на нём лёг на колени Вячеслава Никитича:
– Напишите, пожалуйста...
Слегка повернуть голову вправо к дороге, к припаркованным машинам. До автобусика – метров сорок. «Фиксируют встречу», – усмехаешься ты про себя. Между тем тебе диктуют:
– В Федеральную Службу Безопасности. Я, такой-то, чувствую себя русским человеком, которому близки и дороги государственные интересы России. Поскольку она является правопреемником СССР, чьим органам госбезопасности я добровольно помогал, изъявляю желание продолжить сотрудничество с ФСБ...
Вячеслав Никитич промолвил медово-любезно:
– Слово «продолжить» не совсем точно. Я с ФСБ ещё не сотрудничал.
– У нас к стилю не придираются, – сказал ему в тон, с миндальной улыбкой, спутник. – Будет понято так, как надо.
И попросил добавить: «Обязуюсь держать в секрете...» Давно не доводилось по-русски расписываться? После фамилии, за косой чёрточкой, – прежний псевдоним, пожалуйста. Под сообщениями, вы знаете, должен быть только он.
– Их от руки писать? – сказал недовольно Слотов, привыкший к компьютеру, и был успокоен: можно передавать на дискетах. Но ни в коем случае не посылать электронной почтой. Она, как и телефон, – только для информации расхожего характера, когда суть неизвестна непосвящённым.
Бортников убрал бумагу в кейс. То, ради чего коллеги, невидимые в автобусике, записывали беседу и снимали её участников скрытой камерой, завершилось. Вам домой? – спросили тебя. Да. В машине, изводимый колебаниями, ты вцепляешься в «а что такого?» – и произносишь:
– Я понимаю, об этом не спрашивают, но... извините, а Ульяна – помощник?
– Вы имеете в виду... – говорит водитель равнодушно, как о чём-то второстепенном. – Нет. Я для неё – официальный работник, занятый сугубо культурой. – Человек не моргнул глазом.