Тень и источник
Шрифт:
В самом начале, когда ведомство не послало ему зловещую повестку, а с ним встретился Борис Андреевич Скребцов (фамилия в своё время стала известна Слотову), он, студент, проявил себя как истый дипломат. В дипломатии нет понятия предательство. Столкнувшись с неодолимым противником, он выиграл договор о дружбе и взаимопомощи.
Вячеслав Никитич зашёл на порносайт. Какая девочка, поза! Он улыбнулся: среди почитателей странички много ли тех, кто не осудил бы его?.. Ах, эта лёгонькая складочка, какою выпуклость ягодицы оканчивается внизу!.. Да, поступи он по-расхожему «достойно» – содрогнешься, представляя житейскую
Картинка за картинкой. Ножки, согнутые в коленях, – поглядываем на пирсинг, на украшенное им местечко: потерпела милашка... Ныне интерес ведомства подарил Ульяну. Может, затем только, чтобы согласился? Волнующие нюансы в памяти. «Нет, она не притворялась, и с чего бы ей отвергать продолжение?» – сказал себе с твёрдостью Вячеслав Никитич. Иной вопрос, если он откажется работать. Утратив расположение Ульяны, будет ли он наказан как-нибудь ещё? Не вернётся же дело и впрямь в Ригу. Хотя, если подумать о собратьях, не спешащих с согласием, – мера весьма эффективно послужила бы им назиданием. Публикация в Риге, тут же раскрутка в интернете. И – освещение в русской печати Германии... Жена узнает пикантную предысторию их встречи. Под должным впечатлением окажутся сыновья. Как оживится весь круг знакомых.
Сидя перед экраном, Вячеслав Никитич глядел на манившую его пальцем нагую девушку с немыслимой мрачностью. Не смертельно, сказал он себе, выныривая из волны нервирующих представлений о вероятном. Он даст объяснения, с которыми нельзя будет не считаться, покаянно заявит о разрыве с ненавистным прошлым. Тучи пыли и улягутся. То, что поначалу не полезет близким в горло, будет прожёвано, переварится. Но ради чего переживёт он встряску? Что выиграет – помимо мирно-однообразного скольжения в старость? Не придётся поставлять знания заказчику. Но так ли уж это обременительно? Кто и на чём его зацепит? Не дадут же ему поручений вроде тех, что столь печально аукнулись Эфрону и Скоблину...
За оконной занавеской проступил белесый тон. Вячеслав Никитич написал нестеснённо страстное электронное письмо Ульяне и лёг в постель, смакуя отправленное.
Он понимал – человек не позвонит спозаранок на дом. А хотелось бы! Обрадовать Николая Сергеевича: и тем скорее можно будет надеяться на бодрящий отклик Ульяны... За завтраком похвалил Марту, купившую в русском магазине рижские сырки с изюмом. Ему снилась Рига – соврал, вызвав у жены сентиментальный настрой.
– Что-то хорошее? – спросила она тепло и задумчиво, он многозначительно кивнул и взглянул на часы.
На работу спешил так, словно тем сокращал время до ожидаемого звонка. В коридоре у двери кабинета уже прохаживался посетитель. Переселенец из Казахстана хотел бы в часы досуга петь в хоре. Слотов дал сведения о музыкальном объединении российских немцев, позвонил руководителю, который передал земляку приглашение, и тот ушёл весьма довольный. Следующей была женщина, робко попросившая сохранить в секрете от сына то, с чем она обратится. Они приехали с Урала. Мальчик физически быстро развился, любит спорт. Ему семнадцать, и в школе у него напряжённые отношения с молодой учительницей. Она жалуется: он беспокойно ведёт себя на уроках, не прочь унизить товарищей, на её замечания реагирует резкостью, в реакции
– Возможно, он к ней неравнодушен, как нередко бывает? – предположил Вячеслав Никитич.
Мать осторожно согласилась. В вашем случае, сообщил Слотов, нужна помощь социального педагога. Он будет посещать парня на дому, пробудит в нём доверие, поможет разобраться в себе. Мать смутил вопрос об оплате. Вячеслав Никитич её успокоил: работу педагога оплачивает государство, но надо подать аргументированное заявление. Он принялся за него, но женщину тревожило: сын поймёт, что она обращалась за помощью... Нет, объяснил Слотов, специалисты устраняют конфликты, а не наоборот. Парню будет сказано, что о проблеме с ним написали родители учеников, фамилии в таких случаях не разглашаются.
Заявление было почти готово, когда ожил телефон. Рука быстро поднялась, но застыла в воздухе, словно Слотов вдруг забыл, какая вещь ему понадобилась. Он кашлянул, как бы прочищая горло, взял трубку, назвал себя и услышал имя и отчество, заполучившие власть над его чувствами.
– Да-да, Николай Сергеевич! У меня нет возражений, – без запинки сказал Вячеслав Никитич.
Побежали секунды. Последовало произнесённое тоном обстоятельности:
– Вы приняли решение?
Слотов повторил «да» и приветливо спросил, не могли бы они сегодня поговорить. Николай Сергеевич пообещал дать ответ после обеда и дал: по окончании рабочего дня он будет ждать на прежнем месте.
На сей раз он не вышел из машины, которую Вячеслав Никитич сразу узнал на стоянке. Дверца приоткрылась. Слотов не исключал, что с его знакомым окажется ещё кто-то, но увидел его одного: молодого неброской внешности мужчину с вежливым выражением.
– Присаживайтесь, – пригласил он, протянул руку, и двое тепло обменялись рукопожатием. Николай Сергеевич, поворачивая ключ зажигания, спросил: – Как работа?
– Движется. Переселенцы обращаются к нам с самыми разными нуждами. Объясняем, какую помощь можно просить у государства, у благотворительных фондов.
Человек за рулём удовлетворённо кивнул, как будто занятие Слотова было весьма близко его сердцу. Машина катила по улице Густава-Адольфа. Они остановятся там же, где в прошлый раз, уведомил Николай Сергеевич. Водитель, чьё внимание сконцентрировано на дороге, он сказал неуверенно:
– Мы говорили о Надеине и Стрепетовой...
Память тебя не подводит, мысленно отметил Слотов. Подбросим-ка для проверки.
– Вас интересовал Максим Надеин.
– Но вы назвали Стрепетову: она враждебно относится к России, – прозвучало замечание.
Почему бы тебя не поправить? Не к России, а к режиму – произносим мы, ожидая, что водитель бросит взгляд на нас, но он этого не делает. Спросим-ка мы тебя о фамилии. Бортников. Спустя минуты человек восстанавливает ход беседы о Стрепетовой: какое её произведение почитать бы? Называем журнал, номер. О чём написано? Рассказ о мальчике в Москве наших дней. Сломленная нуждой мать-одиночка выгнала его из дома, он с такими же беспризорниками просит в метро милостыню, сердобольная женщина дала ему огурец, мальчик держит его, а рядом трое голодных. Сцену видят учительница и её подруга-журналистка. Диалог о режиме. Огромные деньги от сбыта нефти, газа, прочего сырья присваиваются Путиным и кликой, идут на усиление ФСБ – а отверженных всё больше и больше.