Тень и Лёд
Шрифт:
— Прижимать тебя ко мне вот так? — Нокс надеялся на это, потому что это заставляло его чувствовать себя необходимым.
— Именно так. — Удовлетворенный вздох вырвался из нее, когда она нарисовала сердце на его груди. — Я бы сочла такую позу совершенной, если бы не твоя рубашка. И вообще, почему ты ее надел? Обычно ты этого не делаешь.
— Надеть рубашку, значит почистить рубашку. Это замкнутый круг.
— Ты ходишь без рубашки, чтобы избежать стирки? — Последовавший смех был музыкой для его ушей. — Это так по-мужски.
— Твоя
— Честно говоря, в этом нет никакого скрытого смысла. Я хотела аксессуары, но не могла позволить себе бриллианты.
В один прекрасный день он купит ей большое…
Ничего.
Проведя кончиком пальца по его соску, она сказала:
— Ты расскажешь мне о своей дочери? О том, как она умерла?
Раньше он всегда отказывал в подобных просьбах, потому что знал, что боль прошлого может быть использована против него. Но он хотел поделиться с Вейл.
— Ей было два года, когда король — Ансель — заставил меня принять участие во второй Великой Войне. Хотя я сражался, но не смог остановить солдат, пока ее клеймили как раба на случай моего проигрыша. Мне пришлось оставить ее одну, пока она рыдала, умоляя меня вернуться.
Горечь и сочувствие исходили от Вейл.
— О, Нокс.
Остальная часть истории слетела с его уст; он знал, что если остановится, то разрыдается.
— Ее должны были защищать. Ценный актив, предназначенный для того, чтобы я с готовностью повиновался своему королю. Вместо этого ее избивали, жестоко оскорбляли и обращались как с ничтожеством. Она сбежала за несколько месяцев до моего возвращения, и даже лучшие охотники не смогли ее найти. Но я это сделал. Она покинула подземные туннели, чтобы рискнуть подняться наверх, куда охотники не пойдут. Экстремальные климатические условия и отравленный воздух отпугивали всех, кроме преступников и отчаявшихся граждан. Когда я нашел ее, она была… Она была мертва, умерла совсем недавно, ее избитое тело кое-как сохранилось благодаря стихии.
Его голос был на грани срыва. Глаза горели от непролитых слез, а челюсть заболела, когда он скрипнул зубами.
— О, Нокс, — повторила Вейл. Она прижалась к нему, и ее слезы потекли ему на грудь.
Он знал, что она оплакивает все его потери, все страдания Минки. Женщина, которая отказывалась сломаться перед ним, которая снова и снова поднимала подбородок, чтобы вырваться вперед, несмотря на обстоятельства, не могла защититься от его боли.
«Я опустошен». Он тут же прильнул к ней.
Успокоившись, она сказал:
— Ты наказал тех, кто ее убил?
— Они умерли в агонии.
— Не думаю, что мне следует радоваться чужим страданиям, но это так. — Она вытерла глаза и нос о его рубашку. — Они заслужили это…
— Давай поставим точку в этом разговоре. Ты только что использовала меня как носовой платок?
— Да. — Она моргнула, глядя на него с невинным
Он хихикнул, а потом издал странный звук, который напомнил ему смех. Женщина. Ох уж эта женщина.
— Твоя ситуация была такой же тяжелой, как и у Минки, — сказал он, убирая влажную прядь волос с ее прекрасного, изысканного лица.
Ее веселье быстро испарилось. Как и его.
— Некоторые из моих приемных родителей были жестокими, да, — сказала она. — Один или два папаши пытались распускать руки. Несколько приемных братьев и сестер убедили меня, что я не принадлежу к их семье. Поверь мне, я знала об этом. Потом я встретила Нолу и женщину по имени Кэрри, и они показали мне истинное значение любви.
Тоскуя по той девушке, которой она была, он прижал ее к себе и сделал что-то новое для себя… погладил ее. Она никогда не знала родительской ласки, никогда не ощущала принадлежности к семье, поэтому создала свою собственную.
Он поцеловал ее в висок. Они молча лежали в постели, на него накатила усталость. Нокс сопротивлялся желанию поспать. Он не был готов засыпать, теряя драгоценное время с Вейл. И доверял ли он ей в своей постели, в своем бункере, ничем не связанной?
Да. Да, доверял.
— Я хочу тебе кое-что показать.
Он протянул руку за спину, открыл потайную панель в изголовье кровати и нажал несколько кнопок.
Потолок над ними преобразился.
Она ахнула.
— Ночное небо, усыпанное звездами.
— Да.
— Это иллюзия? Или мы действительно смотрим на небо?
— Иллюзия. Стандартная опция для роскошных бункеров. Живя под землей, иллюзия неба помогает сохранить рассудок.
— Я в восторге.
Странный прилив любви вернулся и удвоился, и он пристально посмотрел на нее, говоря:
— Как и я.
Она встретилась с ним взглядом. То, что она увидела в выражении его лица, испугало ее, поэтому Вейл поспешила сменить тему.
— Так что, эм, нам, наверное, стоит перейти к делу. Эрик упомянул, что у него повсюду шпионы, куча денег, бесчисленное количество наемных работников и миллион ловушек. Многословный способ сказать, что он мешает всем остальным.
Он ухватился за эту тему, еще не готовый встретиться лицом к лицу с расцветающими в нем эмоциями.
— Ты имеешь в виду нас? Он помешал каждому из нас.
— Да, да, да. Поскольку он бессмертен, держу пари, что он менял личности раз или двадцать. Если мы узнаем, кем он был, то сможем выяснить, кто он сейчас и кем будет, и украсть его деньги. Сможем помешать ему, используя его преимущества против него, отнимая то, на что он привык полагаться.
Пауза.
— Ты знаешь этот мир лучше, чем я. Как ты предлагаешь нам действовать дальше?
«Нокс, меняющий мою жизнь лишь после одного оргазма».