Тень и шелк (Под именем Энн Максвелл)
Шрифт:
Со своей жаждой Шон ничего не мог поделать, но желание Дэни… это было нечто совсем иное.
– Тебе неудобно? – встревоженно спросила Дэни, поворачиваясь к нему. – Я могу передвинуться.
Шон завладел ее ртом в поцелуе, не оставившем у Дэни никаких сомнений в силе его желания. Подрагивающими пальцами он прикоснулся к медной пряжке на поясе ее джинсов, обвел холодный кружок, словно предвкушая прикосновение к другой, гораздо более теплой выпуклости.
Пояс джинсов ослаб. Шон медленно потянул за флажок молнии на животе Дэни, скользя
Издав гортанное восклицание, Дэни изогнулась, облегчая Шону доступ. Он дразнил пальцами теплую, чуть влажную плоть, извивающуюся в его руках, и наконец нащупал тугую пуговку, проступившую из мягких складок.
С судорожным вздохом Дэни попыталась повернуться в его руках, но не смогла двинуться: Шон обнимал ее слишком крепко. Заведя руку за спину, она попыталась провести ею по его животу. Шон поймал ее ладонь и прижал к своему бедру.
– Разреши, я… – начала Дэни.
– Нет, – поспешно перебил Шон.
– Я хочу коснуться тебя.
– Знаю.
– Неужели ты не хочешь…
Слова Дэни потонули в протяжном вздохе – Шон достиг сокровенных глубин ее тела. Она содрогнулась раз, другой, и пальцы Шона снова омыл дождь – на этот раз горячий.
– Да, хочу! – яростно выпалил он. – Но не могу.
К Дэни вернулся рассудок.
– Черт возьми! – выдохнула она. – Ты прав. Я не предохраняюсь. Я могла забеременеть.
Эта мысль пронзила Шона потоком чистого восторга неожиданно для самого себя.
– Этого не будет, – пообещал он.
– Неужели ты «всегда готов», как бойскаут?
– Нет. Причина в обете.
Ладонь Шона двигалась, наслаждаясь готовностью Дэни и ее блаженством.
Поток удовольствия окатил Дэни, потрясающий В своей неожиданной, пронизывающей сладости.
– В каком обете? – задыхаясь, спросила она. Пальцы Шона проникали вглубь и отстранялись, сводя ритмом своего движения Дэни с ума. Она прикусилa губу, заглушая вскрик, когда волны неведомого доселе наслаждения стали накатывать на нее непрерывной чередой.
– Обет безбрачия, – произнес Шон ей в ухо.
– Что?
– Я поклялся, что в течение трех лет буду воздерживаться от любовных утех. Но не беспокойся. Об этом пожалеет только один из нас.
Дэни покачала головой, ошеломленная словами Шона и ни с чем не сравнимым блаженством, которое он продолжал дарить ей.
– Не может быть, – срывающимся голосом произнесла она.
Шон не ответил. Он просто закрыл губы Дэни губами и ласкал ее, пока она не выгнулась, как до отказа натянутый лук, дрожа и извиваясь в экстазе, который порождало каждое движение его пальцев.
Наконец, почти потеряв рассудок от страсти, Шон заставил себя отпустить Дэни. Он так и не понял, от чего стало мокрым ее лицо – от дождя или слез экстаза, знал только, что на все готов, лишь бы ощутить ее вкус и узнать это.
Но если бы влага на ее лице оказалась соленой, ему пришлось бы нарушить обет.
Шон осторожно освободился от рюкзака, вынырнул из-под пончо и, сделав несколько шагов в сторону, застыл в одиночестве под дождем.
Глава 21
«Забудь об этом, – приказывала себе Дэни. – Ничего не было».
Даже теперь, спустя три дня, краска смущения заливала щеки молодой женщины при воспоминании о том, как она в буквальном смысле слова потребовала от Шона любви.
"Неудивительно, что он поспешил отойти на безопасное расстояние, – размышляла она. – Странно только, что он не вытолкнул меня под дождь, чтобы охладить мой пыл.
Но этого он не сделал. За несколько минут он дал мне больше, чем я получила от мужчин за всю жизнь".
Печатные строчки плясали и расплывались перед ее глазами. Дэни попыталась вспомнить, когда в последнее время спала больше одного-двух часов подряд, но не сумела.
Оторвавшись от стопы бумаг на своем столе, она попробовала сосредоточить внимание на собственном кабинете. Ее взгляд скользил по шелковым экранам в рамках, по гобеленам, украшающим стены. Многие ткани выцвели от времени, но для Дэни каждая из них обладала душой.
Она любила древние ткани, созданные человеческими руками для того, чтобы дарить людям радость. Каждый тип переплетения нитей свидетельствовал о своеобразной культуре, особом таланте ткача. Каждую краску для ткани получали из растений, минералов или моллюсков, присущих только для определенных стран и больше не встречающихся нигде.
Здесь нашлось место и для современной итальянской шелковой шали, расписанной по мотивам фрески одного из монастырей, стоящих вдоль Великого шелкового пути. Стеклянный ящичек рядом с ней содержал фрагмент хлопчатобумажной ткани, найденный в разграбленных руинах североамериканской культуры Анасази. Современное японское кимоно в ярко-зеленых, синих и белых тонах сочным пятном выделялось под стеклом у другой стены.
Напротив кимоно драгоценный гобелен коссу, относящийся к концу эпохи династии Мин, изображал пылающего феникса и до сих пор играл всеми цветами радуги. Стоимость этого шелка составляла жалованье Дэни за полгода. Но молодая женщина считала, что заплатила втрое дешевле, чем на самом деле стоила ткань.
Безмолвная коллекция тканей тем не менее напевала Дэни о тысячелетиях, когда женщины пряли нити, ткали, болтали, смеялись, создавая шедевры, которым было суждено пережить их самих, их детей, внуков, правнуков – поколения людей, что творили ткань, переплетая отдельные нити, рождая красоту из ничего.
Эта красота сродни нескольким незабываемым минутам на Арубе, мелькнуло в голове у Дэни.
Потерев утомленные глаза, она задумалась над тем, почему ей выпала участь выбрать совсем не того мужчину.