Тень и шелк

Максвелл Энн

За спиной Джиллеспи вновь открылась дверь.

— Но Прасам Дхамса не знает, что такое нетерпение, — возразила Редпас.

— Да, — кивнул Шон, появляясь на пороге, — в отличие от меня.

Обращаясь к Редпас, Шон ни на миг не сводил глаз с лица Дэни, которая была как натянутая струна.

Она впилась в глаза Шона, терзаемая надеждой и болью. Он выглядел таким же изнуренным, как Джиллеспи, но еще никогда не казался Дэни более притягательным.

Прасам Дхамса обошел Шона и ступил в библиотеку, беглым взглядом оценив

комнату и присутствующих.

— Все в сборе, — заключил Дхамса. — Это хорошо.

— Почтенный лама! — воскликнула Редпас, легко поднимаясь. — Какая неожиданная честь! А мы как раз собирались к вам, в Виргинию.

— Беспокойный человек, — произнес Дхамса, указывая на Шона.

Дхамса перешел на тибетский язык. Шон быстро переводил:

— Сначала беспокойному человеку пришлось выяснить, кто похитил шелк из священного храма.

— Кому? — недоумевающе переспросила Дэни. — Ах да, тебе!

— Вот именно, мне. Причем задача была не из легких. Я крался за Пакитом, как кот за мышью.

— За Пакитом? — переспросила Редпас. — Значит, Джилли был прав в своих подозрениях и шелк похитил кто-то из монахов Лазурной секты?

— Почему ты так решил? — спросила Дэни у Джиллеспи.

— Шон сам тренировал охранников, — просто объяснил Джиллеспи. — А я работал с людьми, которых подготовил он. К комнате, где хранился шелк, посторонних не подпускали и на пушечный выстрел, значит, похитителем был монах. Свой человек.

— А я не оценил теорию Джилли, — признался Шон. Прасам что-то спросил у него, и Шон ответил на том же языке. С улыбкой Будды Прасам произнес короткую фразу и замер в ожидании. Улыбка Шона угасла.

— Прасам напомнил мне древнее буддийское изречение, — пояснил он присутствующим. — Когда у глупого народа глупый вождь, этот народ обречен. Пакит считал своего ламу глупым вождем, а тибетцев, следующих за ним, — глупцами, идущими к верной гибели.

— Он считал, что КНР — будущее умного человека? — спросила Дэни.

— Об этом он в конце концов и заявил мне. Первым делом он решил заставить глупцов забыть о суевериях прошлого.

— О священном шелке… — пробормотала Редпас.

— Вот именно, — кивнул Шон. — Пакит похитил шелк для Касатонова и только потом задумался. Он боялся, что Касатонов перережет ему глотку, как только получит шелк.

Джиллеспи хмыкнул.

— Мальчишка не так уж глуп, верно?

— Но и не блещет умом, — возразил Шон. — Он дрожал как осиновый лист, но не додумался вернуть шелк.

— Что же он сделал? — спросила Редпас.

— Отдал его Фану, а затем науськал его на Дэни и стал ждать скандала, который неизбежно бы разразился, если бы американку застали во время покупки краденой святыни. А китайцы выглядели бы при этом героями, спасшими бесценное свидетельство истории Тибета.

— …которое потом увезли бы в Пекин «на хранение», — сухо закончила Редпас.

— Так и было задумано, — подтвердил Шон. —

Но план не сработал. Пакит собирает мерзлый помет яков и медитирует в ледяной хижине, потому что вышеупомянутой американке хватило ума и присутствия силы духа, чтобы принять предложенную помощь.

Шон протянул руку Дэни.

— Сейчас под рукой у меня нет ни одной тибетской крыши, — сказал он, — но я все равно хочу позвать тебя к себе.

Дэни прикрыла глаза, не в силах поверить, что ее мечта стоит перед ней, протягивая руку.

— А как же обет? — еле выдавила она.

— Прасам освободил меня от исполнения клятвы в тот же вечер, как увидел нас вместе, — сообщил Шон. У Дэни округлились глаза.

— Что?

— Буддийский обычай, — продолжал Шон. — Если исполнять клятву становится нестерпимо тяжело, тот, кто слышал ее, может отдать ее обратно. Я дал Прасаму обет безбрачия, а он вернул его мне.

— Но… на Арубе… ты… я… мы же не… — Дэни осеклась.

— Я не настолько мудр, как Прасам, — просто сказал Шон. — Я выдержал ровно три года, пока мы не оказались на пароме, плывущем в Ванкувер. Я понял, что в Тибете уже наступило завтра. Я сдержал клятву!

— Демаркационная линия времени! — вспомнила Дэни, которая наконец-то все поняла.

— Так ты согласна снова принять мою руку и разделить со мной новую клятву? — спросил Шон.

— Я и не отказывалась от своих обещаний, — дрогнувшим голосом выговорила Дэни.

— Знаю. Ты верна своему слову, Дэни, как и я.

Дэни не помнила, как подошла к Шону, — она поняла только, что вдруг оказалась в его объятиях.

Внезапно в тишине раздался голос Прасама Дхамсы.

— Он приготовил нам подарок, — перевел Шон. — Это ката.

— Что такое ката?

— Традиционный тибетский дар. Шарф с вытканным пожеланием добра.

Шон мягко повернул Дэни лицом к Дхамсе.

У нее перехватило дыхание.

Лама протягивал ей бесподобный шелк. Цвета индиго, насыщенный сумеречным светом, он переливался, вдруг становясь ослепительно-синим.

Дрожащими руками Дэни коснулась ткани, когда Редпас набросила ее на шею Шона и Дэни, соединяя их.

Частота переплетения была знакома Дэни, как звук ее собственного дыхания: впадина, подъем, пауза и вновь впадина и подъем.

Шелк Будды.

Но цвет был не тот-слишком яркий. Да и сама ткань выглядела как новая. Ее восстановили умело, но новые нити все равно выделялись среди рисунка. Давным-давно, возможно, столетия назад, кто-то украсил шелк нежной, кремовой бахромой.

— Переплетение… хрипло выдохнула Дэни. — Один и тот же ткач!

Улыбка Прасама Дхамсы стала еще безмятежнее. Он быстро заговорил.

— В семье Прасама из поколения в поколение передается легенда о том, — переводил Шон, — как один из его предков соткал одеяние Будды. Он благодарит тебя за то, что ты вновь подтвердила: вся жизнь едина, а мы едины с ней.