Тень Императора
Шрифт:
"Так, значит, все это время я, сама того не сознавая, тряслась из-за Эвриха?" - Мысль эта показалась Афарге столь дикой, что она замедлила шаг. Ну и дура же она, если так переживает из-за чужеземца, который даже смотреть на неё не желает! Из-за смазливого красавчика, предпочевшего ей какую-то разбойницу! Из-за бледномордого, шрамолицего ублюдка, мнящего себя самым умным, самым догадливым, самым удачливым, самым...
– Ну и пусть!
– чуть слышно промолвила она, смахивая с лица не то дождевые капли, не то слезы.
– Пусть дура, но если моего арранта кто-нибудь тут хоть пальцем
Зародившийся в её груди после спасения от Зепека огненный шар, росший с каждым днем, с каждым часом, с каждым мгновением, вновь запульсировал, зашевелился, заворочался, мешая двигаться, дышать, думать. Он вздувался и опадал, застилая глаза багровой пеленой, из-за которой она едва различала двустворчатую дверь и стучащего в неё Эвриха.
– Кто такой? Чего надобно?!
Лицо распахнувшего дверь мужчины представлялось Афарге темно-багровым пятном, а огонь светильника за его спиной показался нестерпимо ярким.
– По распоряжению Амаши я должен передать пленницу Хагелону.
Голос Эвриха, предъявившего, надобно думать, стражнику чингак, донесся до девушки откуда-то издалека и был странно глухим, лишенным чувств, но зато перед глазами у неё начало проясняться. Красный туман поредел, сквозь клочья его она окинула взглядом караульное помещение, трех стражников, развешивавших перед огненной пастью очага промокшие одежды, невзрачного человечка, склонившегося над низеньким столиком, на котором среди мисок с объедками стоял высокий кувшин и несколько глиняных чашек.
– Какое распоряжение? Откуда эта девка взялась?
– Казавшийся Афарге багроволицым был, разумеется, черным как смоль и к тому же совершенно лысым детиной, начисто лишенным шеи, зато наделенным тремя подбородками и тугим, как барабан, животом.
– Почему её не Варас привел и что за спешка такая? Неужто нельзя было в при-вратной караульне до рассвета оставить?
– Ведено передать её Хагелону с рук на руки и проследить, чтобы пленницу определили в приличное помещение, - зашипел, подобно разъяренному коту, Эврих.
– А-а-а...
– Толстяк несколько сбавил тон, вгляделся в Афаргу и, как будто что-то припоминая, пробормотал: - Девка с ошейником, так-так... Зуйлар, позови Хагелона. Или нет, лучше не надо. Давайте-ка я вас сам к нему проведу. Зуйлар, предупреди Хагелона. Мушиташ, прибрана у нас двенадцатая камера?
Невзрачный человечек юркнул в коридор, а Мушиташ тяжелым басом ответил:
– Начиная с одиннадцатой все камеры готовы к приему гостей. Милости просим!
– Он сделал приглашающий жест и насмешливо склонил перед Афаргой голову.
– А вас, когда определите дорогую гостью, приглашаем на глоток винца. Для согрева и поднятия духа. Экая мерзопакость на дворе стоит!
– Редкостная!
– подтвердил Эврих, легонько пихнул Афаргу в спину, и она покорно двинулась за лысым толстяком в глубину здания.
– Эй, малец!
– обратился Мушиташ к Тартунгу.
– Не труди ноги, они там и без тебя справятся. Расскажи-ка нам лучше, где вы такую красотку подцепили.
– Расскажу, - пообещал юноша, чуть помедлив, - дай только на здешние камеры глянуть. Говорят, у вас тут, как во дворце, убранство. Для оксаров всяких и... форани.
– Безмозглые болтуны! Родятся же такие, у которых язык без привязи болтается!
– проворчал толстяк. Оглянулся и, увидев грязные, мокрые следы, которые гости оставляли на полу коридора, мрачно заметил: - Хагелону это не понравится. Ну кто вы такие, чтобы проверять, куда мы эту девку поместим? И почему Варас её не привел?
– А я почем знаю? Думаешь, мне охота по вашим задворкам таскаться, вместо того чтобы в караульной плащ просушить?
– Эврих явно не собирался поддерживать разговор, и толстяк ничуть не был этим опечален.
– Вот вам Хагелон.
– Он указал пальцем на высокого, дородного мужчину, вывалившегося в коридор из внезапно распахнувшейся двери в сопровождении невзрачного посыльного.
– Девку, вишь, новую привели. Сдать тебе на руки велено и обустроить по-людски. Да чтоб эти вот сами в том убедились. Своими глазами.
– Девку обустроим, эт-то нам недолго, - провозгласил, протяжно зевая, Хагелон.
– А почему не Варас привел?
– Вот и я спрашиваю, почему? А они не знают!
– буркнул толстяк и потопал обратно в караульню.
– Не знают так не знают, - протирая заспанные глаза, изрек Хагелон.
– Веди её, Зуйлар, в двенадцатую. Дождит на улице-то? Третий день, а? Я уж думал, все, кончились воды небесные - ан нет! Как бы Гвадиара из берегов не вышла...
Эврих согласился, что да, ежели ветер с моря не уляжется, так уж наверняка нагонит волну. Что по улицам Нижнего города уже ни пройти ни проехать, а судя по тому, как у его тестя ноют кости, ненастью конца-края не видать.
"Какому тестю, что он несет?" - с раздражением подумала Афарга, дивясь спокойствию арранта. Сообразила, что речь идет о Шайале, и перестала прислушиваться к беседе, в которую не преминули включиться Зуйлар и Тартунг, причем последний действительно с любопытством вертел головой по сторонам, хотя смотреть, кроме как на массивные двери, расположенные через равные промежутки по обеим сторонам коридора, было не на что.
Тусклые светильники, массивная, потемневшая от времени деревянная лестница, запах каши, соломы и чернолиста, который используют, дабы вывести тараканов. Впечатление такое, словно они попали на постоялый двор, а не в тюрьму. Да и стражники тут хоть и мордовороты, но обленившиеся, скучающие, безразличные ко всему. Вай-ваг! Разве так она представляла себе этот "Птичник"? У тех, что внизу, хоть мечи были, у толстяка - кинжал на поясе, а эти ведут себя так, будто и впрямь трактир содержат, а не узников стерегут. Их же ребенок голыми руками передушит...
– Извольте взглянуть - двенадцатая опочивальня!
– торжественно провозгласил Хагелон, после того как Зуйлар, кончив греметь ключами, распахнул перед пришедшими тяжеленную дверь.
– Сено в матрасе свежее, живности никакой. Ну и прочие удобства. Зуйлар сейчас воды принесет... Эй! Ты что делаешь?!.
Тартунг ударил Зуйлара оголовьем кинжала по затылку как раз в тот момент, когда тот наклонился за бадьей. Невзрачный человечек без звука рухнул на пол, Хагелон тоже умолк, обнаружив у своего горла кинжал Эвриха.