Тень Камбера
Шрифт:
Приветственные крики собравшихся продолжались, пока король не повернулся к подданным лицом. Он стоял, поглаживая рукоятку меча Халдейнов. Крики приветствия долго отдавались эхом от высоких балок зала. Браден и Кардиель стояли за троном с двух сторон. Поймав взгляд короля, Браден принес самую старую и простую из парадных корон Келсона: золотой обруч шириной в два пальца, украшенный резьбой со вставленными небольшими рубинами. Она лучше всего сочеталась с одеждой горцев. В зале стало тихо, когда король склонил голову, чтобы принять корону из рук архиепископа, прошептал слова благодарности, а затем занял свое место.
— Господа, благодарю вас за такое приветствие, — сказал Келсон, когда наконец установилась
Когда зал опять взорвался радостными и одобрительными криками, Келсон снова бросил взгляд на Нигеля, который неловко опустил голову, смахивая слезы гордости. К нему подошла Мерауд и склонилась рядом. За ним стояли два его сына, Пэйн и Рори, которых утешал Дункан. Им явно было неуютно и страшно, по крайней мере, они выглядели испуганными и старались, чтобы никто не заметил, как они вглядываются в зал, пытаясь найти глазами старшего брата. А Росана так и сидела на скамье. Казалось, ей хочется сжаться в комок, чтобы стать невидимой. Она не поднимала глаз. Келсон вздохнул, отворачиваясь от этого печального зрелища.
— Еще одна вещь, которую я должен сообщить вам, касается моего верного друга и духовника епископа Дункана Маклайна, герцога Кассанского, — он почувствовал, как Дункан напрягся, но не стал смотреть в его направлении. — Многие из вас уже знают, что отец Дункан — Дерини. — Он поднял руку, призывая к молчанию, когда по залу пробежал шепот, угрожая снова надолго нарушить тишину и не дать королю продолжить. Не все смогли с легкостью принять такое открытое и откровенное признание принадлежности Дункана к Дерини. — Как я также знаю, некоторые из вас высказывали опасения насчет того, не сделает ли раскрытие этого факта невозможным для него оставаться священнослужителем и епископом. Я рад сообщить вам, что только что вернулся с заседания синода в Валорете, и Рамосские Уложения, запрещающие Дерини становиться священнослужителями, находятся в процессе отмены. Вчера, как подтвердит архиепископ Браден, епископы единогласно проголосовали за то, чтобы оставить отца Дункана священником и епископом, простили его и отпустили ему грехи, а также простили все пригрешения, что он мог совершить в прошлом в связи с этим несправедливым положением закона. Как меня заверили, отпущение грехов будет дано любому другому Дерини, который в настоящее время может быть священнослужителем, и таким образом мы покончим с суровой несправедливостью, совершенной в прошлом относительно тех, кто пришел служить Господу, бросая вызов законам человеческим, и чей единственный грех заключался в том, что они родились Дерини.
Келсон сделал глубокий вдох.
— И все это приводит нас к изменению прошлой официальной позиции относительно Дерини. Закон меняется, и простая принадлежность к
Он повернулся к тому месту, где в конце зала стоял Морган. Рядом с ним находился Конал.
— Аларик, герцог Корвинский, введите обвиняемого.
Собравшиеся одновременно резко вздохнули, когда Морган медленно пошел по центральному проходу вместе с Коналом. Стилет касался горла принца, его руки были связаны, а в серых глазах горел вызов и гнев.
Глава двадцать восьмая
Царь, сидящий на престоле суда, разгоняет очами своими всякое зло
Во время суда все случившееся в конце концов выплыло на свет. Когда Коналу показали ягдташ Тирцеля, он сперва стал отрицать свою вину.
— Я не предавал тебя, Келсон, — рыдал он, — но эти несчастья просто.., случались сами по себе. Это несправедливо! Почему ты получил все, раз твой отец оказался старше моего? Ты становишься королем, тебе достается вся слава — и власть — и ты, ко всему в придачу, собирался жениться на женщине, которую любил и я. Я видел тебя с ней в саду в последний вечер перед нашим отъездом!
— И ты решил погубить соперника? — спросил Морган, когда Росана закрыла лицо руками и молча плакала, а Келсон крепко сжал зубы.
— Нет! — ответил Конал. — Я ревновал — это я признаю — но я никогда не сделал бы ничего дурного Келсону. Он был моим королем.
— Тем не менее, ты добавил мерашу во флягу Дугала, зная, что Келсон также может из нее хлебнуть, — вставил Дункан. — Несомненно, ты понимал, какие могут быть последствия.
— Я ничего не знаю о мераше, — настаивал Конал, хотя ни у кого из присутствующих Дерини не было сомнений, что он лжет. — Я.., завидовал Дугалу, но я никогда бы не попытался убить и его.
— Но ты очень быстро воспользовался ситуацией, поверив в смерть Келсона и Дугала, — сказал архиепископ Браден.
Конал с вызовом поднял голову.
— Казалось, судьба убрала с дороги обоих моих соперников, а мне даже не потребовалось ударить пальцем о палец, — надменно сказал он. — Тем временем я чувствовал ответственность за продолжение королевского рода. Все считали, что Келсон мертв — включая Аларика и Дункана! И это означало: мой отец становится королем — а я его наследник. Мне следовало тут же найти себе подходящую невесту и обеспечить наследование престола, чего не удалось сделать моему кузену. Что бы еще я ни сделал ошибочно, но, по крайней мере, свой династический долг я выполнил: моя жена уже носит ребенка. Это не преступление.
В данном случае Конал, к сожалению, был прав, хотя многие и сожалели о случившемся, когда было уже слишком поздно. Придворных в шоке повернулись к Росане, но ее лицо оставалось скрытым в ладонях. Она одиноко сидела на скамье недалеко от носилок Нигеля.
— А как насчет смерти Тирцеля? — спросил Дункан. — Ты хочешь сказать, это тоже не преступление?
— Это был несчастный случай, — ответил Конал. — Мы поругались. Мы оба сказали вещи, которых не следовало говорить. Это привело к драке, и он.., свалился спиной вперед и ударился головой. Я не собирался убивать его, но боялся, что меня обвинят в его смерти.