Тень каравеллы (сборник, с илл.)
Шрифт:
Может, громко зареветь в надежде на помощь взрослых? Стыдно. Да и страшно: потом Копченый все равно подкараулит, будет еще хуже…
– Ну чо-о… – заныл я безнадежно. – Это не моя – это мама дала для магазина…
Копченый опять дыхнул табаком и семечками, протянул руку… В этот миг его отшатнуло. Вправо. А его дружка в кемеле – влево. А между ними шагнул Форик. Прижался рядом со мной к стене. Стремительно согнулся, сдернул свои большие сапоги. Один сапог сунул в руки мне, другой сам ухватил за голенище. Сказал быстро, но деловито:
– Бей
Копченый и его дружок одинаково замигали. Судя по всему, такой отпор они встретили впервые. Впрочем, испуг их был секундным. Копченый скривил улыбку.
– Т-ты, киндер-фраер с Бабарынки! Щас я твой кирзач тебе зашину-суц в шипу-жоц.
– А по ширде-моц не шичешь-хоц? – умело отозвался Форик Усольцев на языке противника. И сделал кирзачом круговое движение.
До сих пор с удовольствием помню, что, несмотря на звеневший в ушах страх, я тоже сделал что-то подобное. И носком сапога зацепил на противнике кемель. Копченый и его корешок резко подались назад.
И в этот миг ринулся в бой Чижик.
То ли с великого перепуга, то ли в порыве гневного вдохновения он выхватил из кармана вельветовых брючек нагашек (уменьшительное название слова «наган»). Это был маленький пугач из согнутой трубки с гвоздем и резинкой. Заряжался он серой от спичек.
Жестом дуэлянта Чижик вытянул к Копченому руку и отчаянно-тонким голосом сообщил:
– Пошли вон! Буду стрелять! – и нажал резинку.
Поступок был безумно храбрый и безумно глупый. Могла ли устрашить Копченого эта хлопушка? Тем более что носил ее Чижик лишь для самоутверждения, а стрелять боялся и заряжал трубку только одной или, в крайнем случае, двумя спичечными головками. От этого получался легкий хлопок или просто пшик.
Но сейчас и пшика не было: нагашек дал осечку.
– Гы-ы! – от души возвеселился Копченый. – А ну дай сюда пукалку! – И опять по тянул лапу.
Форик взметнул сапог, чтобы бесстрашно врезать по этой лапе. Я тоже замахнулся, хотя понимал, что мы обречены. Все равно враг был сильнее – и морально, и в смысле боевого опыта. К тому же вот-вот появится у Копченого и шкета подкрепление…
– Шихо-тиц, ширни-пац! Шина-хрец ты, Копченый, скёшь не на тех!
Это было спасение! Чудесное, как в кино, когда в отчаянный момент на помощь нашим прилетают стремительные конники с шашками наголо.
В данном случае роль конника сыграл хулиган и второгодник Кочнев, по прозвищу Кочан. Пускай шпана и двоечник, но все же из нашего класса! Видимо, чувство здорового коллективизма не было чуждо Кочану.
– Ты чо, Копченый, это наши парни, с той же школы, где я! Мои кореша! Раший-зуц гля шилки-дец!
Судя по всему, Кочан был авторитет не только в районе нашей школы. Потому что Копченый нарываться не стал и лишь пробурчал, что на наших рожах не написано, чьи мы там кореша.
– Особо вон на этой маминой птичке с нагашком… Спрячь, пока не потерял.
Чижик без спора спрятал нагашек. Форик между тем деловито натянул сапоги. Копченый с дружком как-то незаметно исчезли. Я и раньше замечал за шпаной такое умение: были – и нет их…
Кочан дружелюбно сказал:
– Я гляжу, вы с Копченым махаться начали. Ума, что ли, мало? Он бы вас со своими парнями размазал по афишам, как клейстер…
– Сам полез, – коротко разъяснил Форик.
– Вообще-то он такой, – согласился Кочан. – При-широк-дуц, ну его… Ваша очередь где?
Краткий боевой эпизод с Копченым не был очень шумным и не привлек внимания тех, кто стоял за билетами. Очередь Форика между тем подошла к окошечку вплотную, и он заспешил.
– Постой! Купи мне тоже… – Кочан протянул деньги.
Форик не спорил. Сейчас мы любили Кочана всей душой. А он не упустил случая – извлек из этой любви еще одну выгоду:
– Я между вами сяду, будете мне подписи читать. Вы люди грамотные…
Дело в том, что фильм был заграничный, без дубляжа, с титрами внизу кадра. Для многих это составляло немалую трудность: не успевали читать и следить за действием. Но мы с Чижиком и правда были «грамотные», книгочеи. Надписи на экране схватывали вмиг. Оказалось, что и Форик – тоже.
3. Предисловие к счастью
Нынешние дети не знают великого счастья, которое называется «кино».
Да, в кинотеатрах идут широкоэкранные цветные боевики. Да, почти в каждом доме есть ящик с экраном. А у многих есть компьютеры или приставки, с их помощью можно оживить на экране «мультяшных» героев в разных играх. Герои эти от нажатия клавиш бегают, прыгают, лупят друг друга дубинками, рубят мечами и лихо изничтожают врагов с помощью автоматов и бластеров.
Но чрезмерное обладание – враг радости. Счастье не может быть настоящим, если вы способны вызвать его нажатием кнопки. Оно скоро становится бытом. Истинный праздник души – тот, что связан с преодолением трудностей и томительным ожиданием.
Таким праздником и было кино для тех, чье школьное время пришлось на сороковые годы.
«Праздник», пожалуй, не то слово. Слишком узкое. Выражаясь по-современному, кино было для нас четвертым измерением. Оно до беспредельности распахивало наш тесный трехмерный мир с его жидкими фиолетовыми чернилами в непроливашках, с красными двойками на страницах в косую линейку, с заросшими чертополохом окрестными кварталами, с очередями за мукой и керосином и с вечным жужжанием примусов в тесных коммунальных кухнях.