Тень Киоши
Шрифт:
— Сделай это.
Курук вздохнул.
— Идем.
* * *
Они шагали бок о бок. Нереальность расстояния и твердая земля менялись для них. Пара шагов, и они оказались вне луга, у горизонта, словно они крутили мир ногами.
Она забыла наблюдать за путешествием, на красоты мира Духов. Когда она вспомнила, что нужно было посмотреть на пейзажи, которые рисовал Кельсанг, и говорящих существ, они прибыли к нужному месту.
Они шли от кошмара к кошмару. Курук и Киоши стояли на краю мертвого болота. Деревья, корни которых
Она догадывалась, куда делась вода. Большая трещина в земле пересекала край болота. Трещина начиналась с малого, тянулась от ее ног как начало каньона в пустыне. На глубине был тот же дикий цвет, в который Киоши грозила погрузить себя и Курука.
Создатель этой трещины стоял там, где теперь стояли они, и разрушение будто вырвалось из него вспышкой гнева.
— Это сделал Юн?
— Да. Мир Духов реагирует на наши эмоции. Раны, которые мы приносим в это место, становятся тут осязаемыми. В отличие от разлома, который ты создала, эта трещина не заживет. Твой мальчик удерживает ее открытой, цепляясь за свой гнев.
Киоши кивнула.
— Знаю. Юн не в своем уме из-за влияния Отца Светлячка.
— Нет. Ты долго держалась за это оправдание, — Курук был мягким, но непоколебимым. — Мне нужно сказать тебе, что духи могут захватывать тела людей, и они могут даже объединяться с человеком, чтобы дать ему новый облик. Но они не влияют на мысли людей. Юн управляет своими действиями. И управлял все время.
— О, — сказала Киоши. Она пошатнулась. — Ох, — если Курук был прав насчет Юна, то и Зорью был прав.
— Мне жаль, дитя, — сказал Курук. — Хотел бы я, чтобы было не так.
Небо было голубым, начало кружиться над ней. Облака появились по спирали. Курук поднял голову с разочарованием.
«Жаль. Похоже на дождь. Придется прервать прогулку».
Киоши пыталась говорить, соленая вода полилась изо рта. Она текла по ее подбородку на одежду. Она хотела попрощаться с Куруком, но из горла лилось море.
Кто-то повернул ее на бок, и остальная вода вылилась из ее тела. Она ощутила деревянную палубу «Улыбки Сулан» под щекой. Капитан Джунхо и экипаж обступили ее, хмурясь в тревоге. Было бы плохо, если бы Аватар умер на их корабле, даже если Аватар родился в Царстве Земли.
Киоши лежала и ощущала дар Курука. Бой между Аватаром и Отцом Светлячком оставил шрамы на обеих сторонах, и эти следы были такими глубокими, что сохранились.
Она и Юн наследовали их. Она ощущала, где он был. Это чувство было слабым, трепетало, но было направление. Она знала, что, если потянется к нему своим духом, сможет проследовать за ним до места, где он прятался. Наверное, так он проследовал за ней в Страну Огня. Они были маяками друг для друга, двумя факелами во тьме.
И он использовал ту связь снова и снова, чтобы заставить ее страдать.
Киоши шмыгнула носом и тут же пожалела. Соль обжигала нос.
— Я говорила вам не идти за мной, — сказала она капитану Джунхо. Несколько матросов были мокрыми, как она. Самые сильные пловцы забрали ее.
Джунхо серьезно кивнул.
— Да. Но приказ был глупым, и мы не собирались слушаться.
Жаль, не все в мире были такими, как капитан и его экипаж. Она стукнулась головой об палубу и закрыла глаза.
— Как вы смеете перечить Аватару, — пробормотала она.
25
Интерлюдия: Человек из мира Духов
Поглотив Отца Светлячка, Юн стал проверять себя, как его учил сифу Амак после контакта с потенциально опасными токсинами. Желудок или кожа не горели, не немели. Губы не покалывало. Он все видел четко. Он протянул ладонь и растопырил пальцы. Они не дрожали.
Эффекта не было. Может, он выпил достаточно злобы в жизни, чтобы получить иммунитет. Если признаки и появлялись, когда дух переходил в человека, их скрывала его плоть. Он не мог понять, был Отец Светлячок уничтожен, растаял или как-то выжил в нем. Ему было все равно.
Он растерялся из-за того, что заставило его так себя вести. Может, презрение к врагу. Цзянжу часто говорил ему избегать презрения в политических делах. Из-за этого он действовал бы нелогично, не видел бы своей выгоды.
Цзянжу.
Юн огляделся, упирая ладони в бока. Он решил довольно логично и по своей воле, что нужно начинать копать. Прямо вниз.
Он упал на колени и погрузил пальцы во влажную землю. Он отбрасывал комья земли — духовной земли? — с дороги, вырывал корни, перекрывающие ему путь. Он рвал их, смола текла по его ладоням. Он пробивался сквозь слой живых растений, столкнулся с темной глиной. Он рыл глубже.
Он рыл как звери, но не как кротобарсуки с их магией, а как низший зверь с когтями, который никогда не видел свет дня, как существо, которое толстело и пульсировало светом во тьме. Он бросал за себя и через голову комья и обломки, хотя уже не было важно, где был верх. Он рыл все глубже, становилось все темнее, пока во тьме не осталось только его горячее дыхание, запертое в его коже.
* * *
Юн проснулся лицом вверх. Пришлось разлеплять веки пальцами, они слиплись от высохших слез. Ему повезло. Если бы он потерял сознание под небом с открытыми глазами, то солнце ослепило бы его навеки.
Другая часть его тела, которой он боялся, были ногти. Они должны были стать короткими, разбитыми, стертыми об камень и землю, которые он рыл своими руками, не предназначенными для этого. Но они были в порядке. Хоть и грязными. Киоши точно отругала бы его за такое. Ей не нравилось, когда он рассеянно убирал грязь из-под ногтей в течение дня.
— Есть же мыло! — крикнул он, подражая возмущению подруги.
Его голос отразился от бороздчатых стен оврага. Ручей, вырезавший ущелье, давно пропал. Тут ничего не росло.