Тень, ключ и мятное печенье
Шрифт:
– Равири ты таких подробных инструкций не давал.
– Равири будет работать в архивах, а мне слабо верится, что кто-то из городских шаек там бывает. Зато они наверняка попытаются найти нас и через осведомителей, поэтому убедись, что никто за тобой не следит, прежде чем возвращаться.
– Меня учить только портить, – фыркнул Абекуа, скрываясь за дверью их общей спальни. – Перчатки Бинэ я тоже забираю! – послышался оттуда его голос.
Лайош не успел ничего ответить, потому что входная дверь открылась и на пороге появилась женщина, одетая
– Ну у вас и шуточки, мадемуазель!
Виола довольно рассмеялась.
– Вы меня в самом деле не узнали?
– В самом деле. Откуда вы взяли этот наряд?
– Наша хозяйка вдова, я попросила её одолжить платье и шляпку. Она женщина в теле, так что платье пришлось надеть прямо поверх моего собственного. Но это и к лучшему, как считаете? По-моему, у меня теперь и фигура выглядит иначе.
– Определённо, – Лайош оглядел секретаршу со всех сторон. – Да, пожалуй, в таком виде вы вполне можете сопровождать меня.
– Но не вы – меня! – отчеканила вдруг девушка.
– То есть? – удивился сыщик.
– Ваша щетина отлично шла и бродяге, и механику, но джентльмену она не к лицу.
Шандор взглянул на себя в зеркало над камином, потёр заросший подбородок и щёки.
– Вы правы. Надо будет сначала заглянуть к цирюльнику.
* * *
Маленькая парикмахерская в одном из переулочков на Тюремной Горке вместо названия имела на вывеске только изображение с улыбающимся ртом – судя по клыкам, принадлежащим муримуру – над которым лихо закручивались два уса. Несмотря на то, что в переулке, помимо цирюльника, располагались лишь лавки старьёвщика, зеленщика и скобяных изделий, Лайош не повёл Виолу через главный вход, а, пройдя мимо, свернул в совсем уж тесный простенок между домами, и постучал в боковую дверь заведения.
Спустя несколько секунд дверь распахнулась и молодой муримур с подозрением уставился на мужчину, прятавшего лицо под шарфом и круглыми чёрными очками – и женщину с лицом, закрытым вуалью. Но Шандор снял очки, и муримур тут же расплылся в улыбке.
– Господин…
Сыщик чуть покачал головой.
– Всегда рады. Входите, прошу, – цирюльник вежливо поклонился, пропуская их внутрь.
– Отдельный кабинет свободен?
– Свободен.
– Благодарю.
– А ваша спутница?
– Мадам, вы извините меня? – Лайош вопросительно посмотрел на Виолу. Та, так и не сняв вуали, лишь молча кивнула. Шандор снова повернулся к муримуру. – Мадам будет в кабинете.
– Как пожелаете, – еще раз поклонился цирюльник, и повёл посетителей вглубь здания, в небольшую комнатку, рассчитанную на единственного клиента.
Лайош устроился в удобном кожаном кресле и, попросив коротко: «Побрить», прикрыл глаза. Муримур принялся править бритву, изредка с любопытством поглядывая на женщину под вуалью, присевшую на краешке банкетки у стены.
– Что слышно нового? – не открывая глаз, поинтересовался сыщик.
– Много чего, сударь, – цирюльник проверил остроту лезвия, потом нажал на кнопку звонка и велел появившемуся на пороге совсем молодому «котёнку»:
– Горячую воду, и побыстрее, клиент торопится.
«Котёнок» исчез и почти тут же вернулся с кувшином кипятка, ещё одним кувшином, но уже с холодной водой, тазиком и несколькими аккуратно свёрнутыми чистыми полотенцами. Подождав, пока помощник удалится, цирюльник укрыл лицо клиента смоченным в горячей воде полотенцем, а сам занялся пеной и продолжил:
– Слыхали мы про фейерверк. Такая жалость.
– Действительно, – глухо донеслось из-под полотенца.
– Надеюсь, домашние все в здравии?
– Благодарю, все здоровы и шлют привет.
Муримур усмехнулся, выждал ещё пару минут, затем убрал полотенце и принялся щедро наносить мыльную пену на распаренную кожу.
– А что ещё слышно? – спросил Шандор.
Цирюльник помедлил, снова искоса бросил взгляд на женщину под вуалью, и тихо зашептал, начиная брить сыщика.
– Какие-то люди тут и там расспрашивают о вас. Серьёзные люди. Я слышал, за любые сведения о любом из вас дают пятьсот крон.
Шандор, ощущая на лице движения бритвенного лезвия, позволил себе лишь чуть приподнять брови. Но муримур понимающе кивнул.
– Именно так. Ходят слухи, что они расставили своих наблюдателей по всему городу. У причалов дирижаблей, на вокзалах, в порту, у вашей конторы, у главного телеграфа, на площади у Канцелярии.
Сыщик вздрогнул, и на белой мыльной пене тут же проступила тонкая красная линия. Цирюльник отвёл руку с бритвой, расстроенно глядя на быстро растекающуюся в пене кровь, но Лайош, кажется, даже не заметил порез:
– Это точно? Наблюдатели везде?
– Так говорят, – развёл руками муримур. – Может, и правда. Уличные мальчишки за пару крон вполне готовы просидеть на одном месте весь день и позвонить по нужному номеру, если заметят что-нибудь.
Шандор махнул рукой, показывая, что можно продолжать бритьё. Цирюльник некоторое время работал молча, затем сказал:
– Ещё ходят слухи, что на днях в Гнилой Гавани нашли убитой какую-то женщину, вроде бы из очень состоятельной семьи, и теперь родственники рвут и мечут, а Канцелярия готовит массовые рейды и облавы, – муримур усмехнулся, вытирая бритву о полотенце, – хотя такое говорят чуть ли не каждую неделю.
Лайош никак не отреагировал на эти слова, и цирюльник принялся за другую щёку мужчины.
– А в Лайонгейт на днях была очередная перестрелка. Кажется, туда забрели какие-то залётные ребята и нарвались на неприятности. А может, это просто констебли в очередной раз не получили свою долю от контрабандистов, и пристрелили парочку, чтобы остальные были понятливее.
Сыщик недовольно нахмурил брови, но муримур только фыркнул и поинтересовался:
– Как быть с усами, сударь?
Шандор задумался, потом спросил: