Тень 'Курска', или Правды не узнает никто
Шрифт:
В качестве дополнения к сказанному мы поместили рядом также несколько выдержек из читательских писем. Так, например, бывший старпом подлодки проекта 641 из Гатчины писал нам:
"Ищите причину на берегу. Отчаявшийся офицер или мичман в возрасте 32-35 лет (время выхода на пенсию с учетом выслуги), не видящий никаких перспектив, не имеющий жилья, но массу семейных проблем, не ведающий, что творит, свел счеты с жизнью..."
М. Г. Абдулин из Оренбурга предлагал свою версию:
"Курск" погиб от американской, новейшей конструкции, самонаводящейся торпеды-невидимки, способной взорваться только после проникновения внутрь "жертвы". В данном случае она проникла внутрь торпедно-ракетного отсека нашей лодки..."
А бывший моряк Северного
"...В районе учений Северного флота находилась атомная подводная лодка ВМС США "Мемфис" типа "Лос-Анджелес". Во время отрабатывания стрельб "Курск" неправильно классифицировал её как нашу мишень, и произвел по ней залп учебной торпедой. В том же полигоне находилась ещё одна американская подлодка, командир которой, зафиксировав выстрел учебной торпеды по "Мемфису", принял его за реальное нападение и решил атаковать "Курск" на поражение. Боевой залп двумя торпедами достиг цели и вызвал детонацию боезапаса "Курска", а "Мемфис" тем временем ушел в один из доков Норвегии заделывать пробоину в легком корпусе..."
– Слу-у-ушай!
– ознакомившись через пару дней с материалами нашего "круглого стола", ужаснулась Ленка.
– Как же можно говорить о каком-то сотрудничестве с этим НАТО, если они там такие сволочи? Ну какое они имели право залезать в район наших военных учений?
– А они теперь считают, что на все имеют право. Россия свою мощь утратила, а на остальных им и раньше было наплевать.
– Ну, блин, это на них настоящего мужика не было! Вот слезет с печки какой-нибудь наш проспавшийся Илья Муромец, да возьмет в руки свою булаву или дубину - вот тогда они сразу завопят о правах человека! А то, вишь, ты...
Я смотрел на её распалившееся в праведном возмущении личико, на сверкающие глаза и гневно сжимающиеся кулачки, и не мог понять, как я мог жить без неё раньше. С момента той нашей августовской встречи я, и сам не заметив, как, фактически совсем перестал бывать в своей квартире на 3-й Фрунзенской улице и полностью переселился к Ленке на Братиславскую, хотя отсюда мне и было несколько дальше добираться до центра. Я лежал на диване, смотрел на милый овал её щеки, и чуть ли не на физическом уровне чувствовал, как меня затопляет волна счастья. Наверное, надо было оформить наш брак по закону и обменять две наши однокомнатные квартиры на одну хорошую двухкомнатную, но Ленка и слушать не хотела о переезде в другой район до окончания учебного года - вот доведу, говорила, своих третьеклашек до конца учебного года, а потом...
Я же вообще не хотел ничего, что могло нарушить это неожиданно сошедшее на меня с небес благолепие. Фиг с ним, этим НАТО, лишь бы только вот так лежать на диване да смотреть на родное лицо. Ну, может, ещё накинуть одеяло на спину, а то что-то зябко...
Я понимал, что надо бы встать, раздеться и по нормальному лечь в постель, но почему-то вдруг не стало сил, в ушах появился какой-то рокочущий шум, и возникло такое ощущение, что голова моя качается на волнах, словно моряцкая бескозырка в прибое... Незаметно для себя, я то ли уснул, то ли провалился в какое-то беспамятство. И только поздно ночью, когда, закончив на кухне проверку своих нескончаемых тетрадей, Ленка вернулась в комнату и осторожно разбудила меня, чтобы подсунуть простыню, я стащил с себя штаны и рубаху и улегся в постель по-человечески. А утром проснулся весь разбитый, и понял, что подхватил где-то вирус очередного из гуляющих по столице гриппов. Да и как его было не подхватить, когда практически каждый день мне приходилось общаться с бесконечной прорвой народа? И это - не считая езды в метро и другом общественном транспорте...
Я позвонил в редакцию и получил у Гусакова разрешение три дня отлежаться в кровати.
Но болезнь отпускала труднее, чем мне этого хотелось, и вместо санкционированных трех дней я вынужден был пролежать в постели недели полторы. Первые три дня я с удовольствием валялся с утра до вечера на диване, смотрел телевизор, читал обнаружившийся в Ленкиной квартире однотомник поэта Бродского, а во второй половине дня, когда возвращалась из школы Ленка, принимал проводимый ею курс лечения. Укутанный в одеяло, я глотал всевозможные антибиотики, пил молоко с маслом, содой и медом, сосал аскорбиновую кислоту и полоскал горло какой-то ярко-желтой гадостью. Где-то уже на четвертый день я почувствовал, что сидеть дома мне становится не просто скучно, но в буквальном смысле слова невыносимо, я уже привык жить в том сумасшедшим ритме, которому подчиняла своих сотрудников наша газета, и хотел как можно скорее в него возвратиться. Однако вирус был довольно цепкий и труднопереносимый, повышения температуры при нем почти не наблюдалось, но все тело разламывала сильнейшая мышечная боль, кроме того, я ощущал постоянную слабость и головокружения, так что Ленка запретила мне даже и думать о работе.
И только на десятый день я почувствовал, что очухался настолько, что могу себе позволить рискнуть выбраться в редакцию.
– О!
– неподдельно обрадовался Гусаков, увидев меня на пороге своего кабинета.
– Слушай, ты просто как никогда более вовремя! Тут у нас вчера Исламову лишили аккредитации, и кому-то необходимо срочно вылететь на её место. Ты себя как чувствуешь? К командировке готов?
– Как говорится в одном рекламном ролике: "Ой! Ну надо, так надо". Когда отправляться?
– Сегодня у нас что? Десятое декабря? Во, блин, как время летит, уже и Новый год скоро... Давай, значит, завтра и вылетай, я сейчас распоряжусь, чтоб тебе выдали командировочные и заказали билет до Североморска. Машка сказала, что двенадцатого в Видяево состоится вручение наград родственникам погибших, так что надо поторопиться...
– Ну завтра, так завтра, - согласился я.
– А за что Исламову-то турнули? Кому она там не угодила?
– Да считай, что всем!
– махнул рукой Гусаков.
– Командование Северного флота и раньше жаловалось, что она дезинформирует общественность своими статьями. А после её последних публикаций их терпение лопнуло... Да ты вон возьми почитай, ты же декабрьских номеров, наверное, ещё не видел?..
– и он бросил мне несколько номеров "Молодежки".
"На дне вокруг "Курска" лежали руки и ноги", - гласил набранный белыми буквами на густо-черном фоне заголовок одной из статей, и далее шел записанный Исламовой рассказ научного сотрудника НИИ "Моргеофизика" Андрея Попова, принимавшего участие в обследовании потопленной К-141:
"Аппаратуру OCEAN ROVER МК-3 мы получили в 1990 году в Шотландии. С её помощью мы и исследовали лодку со всех сторон. Работа велась на небольшом научно-промысловом судне "Скаллопер", которое арендовали специально для этих целей. Люди под воду не спускались, только аппараты. Работали на протяжении трех недель по 18 часов в сутки. Я был старшим научным руководителем группы. Рядом со мной постоянно находился особист - капитан 1-го ранга - и ещё один технический работник.
Я смотрел результаты исследования в черно-белом и цветном изображении. Врагу не пожелаешь такое увидеть! Вся носовая часть лодки разворочена и метров на восемь залезла в грунт. Никакой пробоины нет, просто весь первый отсек - большая дыра. В него можно войти не через аварийный люк!
Наблюдал через монитор и лежащие на дне части тела - руки, ноги, элементы обшивки, резиновую оболочку носовой части субмарины. Все лежит недвижимо: на этой глубине течения почти нет.
В столкновение с другой подлодкой не верю абсолютно! Не тот характер разрушений, даже тот след на правом борту, вероятнее всего, появился в результате удара о грунт, о подводный камень... Разумеется, никаких, даже мельчайших обломков иностранной субмарины мы не видели, и о якобы найденном там ограждении рубки - все вранье! Судя по картине разрушений - это был внутренний взрыв, причем произошел он не на грунте, а на плаву: траекторию движения лодки можно проследить по лежащим на дне обломкам..."