Тень мачехи
Шрифт:
Вяземская вздернула голову, давая понять, что разговор окончен, и величаво поплыла дальше. «Отстраню от работы!» — эти слова прозвучали для Тани, как выстрел. Пусть и предупредительный, но, если она ослушается, следующий будет в упор.
«Вот зачем я?… — ругала себя Таня. — Видела же, что она не в духе — но нет, полезла качать права! Теперь она специально будет следить за тем, как проходит обследование. Потребует у Новицкого результаты… Он, конечно, не найдет ничего, я уверена. Но если Пандора снова явится? Инесса же не докажешь, что это не психиатрическое заболевание, а такая вот необычная реакция
Татьяна обернулась, ища заведующую взглядом. Но та, по-видимому, завернула в одну из палат. Решив отыскать ее позже, Демидова двинулась к выходу из отделения. Ноги стали тяжелыми, ей не хватало воздуха и расхотелось видеть людей. Но пришлось улыбаться пациентам, отвечать на приветствия медперсонала, ловить на себе брошенные украдкой сочувствующие взгляды. «Не надо было приходить сюда — по крайней мере, сейчас, — поняла Татьяна. — Видимо, от всех этих переживаний у меня нервы расшатались сильнее, чем я думала. Просто не хотела это признавать, вот и набросилась на Вяземскую. А Инесса права, мне нужна помощь, и лекарства стоило бы попить. Ну, назначит мне Новицкий антидепрессанты какие-нибудь — и что, кто-то умер от них? Нет, конечно. А вдруг это поможет усмирить Пандору? Ох, я бы все отдала, лишь бы эти приступы прекратились…»
С тяжелым сердцем Татьяна поднялась в свою палату, взяла с тумбочки телефон. Позвонила Залесскому. И почти бегом вернулась в педиатрию — хотелось найти Вяземскую и поскорее увидеть найденыша, поговорить с ним. Кто-то же должен защитить парнишку.
Кабинет заведующей был заперт, и Демидова направилась в ординаторскую. Здесь Вяземской тоже не было, только Витька сметал ладонью крошки со стола. Половина недоеденного бутерброда лежала на столе, завернутая в прозрачный пакет. Набрав целую горсть крошек, Купченко двинулся к раковине, тщательно помыл руки и ополоснул рот. Повернулся к Тане, энергично утираясь полотенцем.
— Ну, рассказывай, — велел он.
— Да нормально всё, Вить, — помрачнела она, поняв, что он спрашивает про ее самочувствие. Села в кресло, закинув ногу на ногу. — Давай не будем это обсуждать. Лучше ты расскажи — про вчерашнего мальчика. Ты же его смотрел? Он у нас вообще?
— У нас, конечно. Алексей ему гипс на колено наложил, хотел к себе забрать, но я не отдал. У пацана бронхит, колем уже антибиотики.
— Я так и думала, — вздохнула Татьяна. — Кашель у него страшенный. Боялась, как бы не пневмония вообще. Я ж его даже толком посмотреть не успела, Янка позвала… ну, ты понимаешь.
— Не переживай, я все сделал, — отмахнулся Купченко. — Теперь бы еще узнать, кто он, и как дошел до жизни такой. Думаю, мальчишка из дома сбежал. Ты видела, он весь избит?
— Конечно, видела. Набросилась из-за этого на мужика, который его нашел и в больницу привез. Думала, это папаша, которому надо руки укоротить.
Витька хихикнул. Он знал боевую натуру Тани. Сказал, пожимая плечами:
— Медсестры в полицию сообщили, те приезжали с утра. Но толку-то, он ведь и им наврал, что ничего не помнит.
— Вить, а вдруг действительно…
— Да ладно тебе! — Купченко часто понимал ее с полуслова. — Ну, сама посуди: сотрясения нет, откуда амнезия? Сказал, что головой треснулся — а у самого ни шишки, ни синячка, не говоря уже о неврологических симптомах. Просто парень домой возвращаться не хочет, вот и притворяется. А кто б на его месте захотел туда, где бьют и не кормят? Ты заметила, какой он худой? Двадцать девять килограммов при росте метр сорок! Как из Бухенвальда, честное слово! Искать надо родителей и лишать прав к чертовой матери!
— Надеюсь, у него есть нормальные родственники. Если его в детдом — будет ли там лучше?
— По крайней мере, безопаснее будет.
— Я попробую с ним поговорить, — сказала Таня, поднимаясь.
— Подожди, пойдем вместе. Мне все равно на обход надо.
5
В палате на две койки, одна из которых была заправлена и сияла белым парусом поставленной треугольником подушки, кисло пахло йодом и витаминками. На желтой лакированной тумбочке, стоявшей возле кровати найденыша, коричневела хвостатая гора яблочных огрызков. Когда Таня с Витькой вошли в палату, мальчик дожевывал последнее яблоко. Хрустел им, как мышонок, а сам разглядывал что-то в толстой синей книжке с толстым, сияющим от благодушия, моряком на обложке. «Приключения капитана Врунгеля». Таня тоже когда-то любила эту книгу.
— Здравствуйте, — робко сказал парнишка и, смутившись, отложил «Приключения» в сторону.
— Привет-привет, боец! — ответил Купченко. — Молодец, пятерка за вежливость!
Таня тоже поздоровалась и села на соседнюю кровать — наблюдала, как Витька осматривает найденыша.
— Ты знаешь, со мной такая же беда приключилась, — сказал Купченко, проникновенно глядя в глаза мальчишке. — Я тоже память потерял.
Таня едва сдержалась, чтобы не прыснуть. Она стояла у подоконника, смотрела, как Витька берет парнишку за руку, считает пульс. Да, у ее коллеги был особенный подход к маленьким пациентам. Но что он придумал на сей раз?
— Честно-честно, всё, как у тебя, — продолжал Витька. — Тётя Таня не даст соврать!
Мальчик перевел на нее недоверчивый взгляд, несмело улыбнулся. Больничная пижама была ему велика, отчего исхудалые запястья мальчишки, выглядывающие из подвернутых рукавов, казались тонкими, как ветки. Тонкая шея, торчащая из широкого ворота, была разрисована темно-желтыми клеточками: усердные медсестры расстарались, сделали найденышу йодную сетку.
— А если вы ничего не помните, откуда знаете, как надо меня лечить? — хитро прищурился мальчик.
— Так я и не знаю! — развел руками Купченко. — И тебя не знаю, как лечить, и других детей. А у нас совсем маленькие здесь есть, им помочь нужно. И как мне быть?
Мальчик поджал нижнюю губу. Его бровки сдвинулись, глаза стали круглыми, виноватыми.
— Вот думаю, может я от тебя заразился? — почесал в затылке Витька. — Что-то мне подсказывает: вот когда ты всё вспомнишь, тогда и ко мне сразу память вернется! Я тебя очень прошу, пожалуйста, вспомни. Ты нас всех спасешь.
Найденыш упрямо помотал головой, опустил глаза.