Тень мечей
Шрифт:
Наблюдая за своими сановниками, которые в изумлении уставились на чудесные дары, принесенные из вражеской казны, Ричард понимал, что предлагаемые деньги никак не составляют затребованную сумму в двести тысяч динаров. Именно в такую сумму оценивалось имущество Саладина — в этом под пытками признался прежний незадачливый правитель Акры.
Посланник покаянно склонил голову, подтвердив подозрения Ричарда, что эта добыча намного меньше ожидаемого выкупа.
— Султан сожалеет, что не смог собрать целиком такую огромную сумму, — с характерным гнусавым акцентом извинился посланник. — Но в знак проявления веры он посылает сокровища, составляющие десятую часть того, что ваше величество затребовало в своем последнем сообщении.
Ричард вновь взглянул на своих придворных, которые чуть ли не пускали слюни при виде золота. Он понимал, что они готовы довольствоваться предложенным, и почувствовал, как от презрения в нем поднимается желчь. Именно жадность и недальновидность поставили прежнее королевство крестоносцев на колени. Ричард осознавал: чтобы дать толчок развитию своей новой власти против мусульманских захватчиков, он обязан показать и людям Саладина, и своим придворным, что он человек, отвечающий за свои слова.
— Я высоко ценю щедрость султана, но мои условия предельно ясны. Этой толики недостаточно, — ответил Ричард, наблюдая, как вытягивается лицо посланника, осознавшего, что его надежды на мирное улаживание вопроса не оправдались. Ричард кивнул своей облаченной в доспехи страже, которая встала перед мусульманской делегацией. — Прошу на минуту извинить меня, уважаемый посол. Мне нужно переговорить со своими советниками.
Эмиссар склонил голову. Его со свитой вывели в небольшую переднюю. Когда дубовая дверь закрылась, Ричард повернулся, его взгляд упал на Уильяма.
— Давай, по крайней мере, освободим женщин и детей, — предложил Уильям своим обычным бесстрастным тоном. — Мы должны в ответ на его жест доверия ответить своим.
Конрад сплюнул к ногам Уильяма лист бетеля, который до этого жевал.
— У безбожников нет веры, — проворчал он. — Поэтому их и называют безбожниками.
Ричард с интересом наблюдал, как Уильям пытается сдерживать закипающий в нем гнев. Несмотря на то что он любил Уильяма как брата и всем сердцем презирал Конрада, их перепалка, тем не менее, доставляла ему истинное удовольствие.
— Лорд Конрад поражает своей образованностью, — прошипел Уильям. — Вероятно, он даже умеет читать и писать?
«Так ему!» — подумал Ричард.
— Однажды я напишу на надгробии твое имя!
Браво! Конраду впервые удалось дать достойный ответ главному королевскому рыцарю. Но как ни увлекательно было наблюдать за этой стычкой, Ричард понимал, что должен положить конец их препирательствам и вернуться к делам насущным.
— Довольно! — велел он, и оба дворянина, перестав испепелять друг друга взглядами, повернулись к королю.
Первым заговорил Конрад:
— Ваше величество, мы только начали нашу кампанию. Необходимо проявить твердость, иначе безбожники осмелеют.
Разумеется, именно так и хотел поступить Ричард, но его бесило то, что этот совет дал ему змея-Конрад, а не его лучшие полководцы.
— И убить тысячи невинных из-за неподъемного выкупа? — Яростно негодующий Уильям оказался в явном меньшинстве.
Ричард перевел взгляд на придворных, неловко переступающих с ноги на ногу. Они не желали, чтобы их уличили в том, что они поддерживают высокомерного Конрада вопреки одному из лучших рыцарей Ричарда, но король все-таки видел, к чему склоняются их сердца.
— Среди безбожников нет невинных, — настаивал на своем Конрад, озвучивая невысказанные мысли остальных присутствующих.
Уильям, казалось, был крайне озадачен кровожадностью Конрада в отношении сарацин, равно как и удивлен всеобщим одобрением этой кровожадности.
— Ты — чудовище.
Конрад пожал плечами, как будто его не беспокоило то, как его окрестили.
— Я лишь стремлюсь удержать воинов Христа от дальнейшего кровопролития, — сказал Конрад и, обращаясь непосредственно к королю, добавил: — Если мы поселим в сердца сарацин ужас, они сдадутся без боя.
По зале пронесся ропот одобрения. На лице Уильяма явно читалось отчаяние, когда приведенный довод оказался весомее его мнения.
— Рено де Шатильон думал так же. И это привело к падению Иерусалима.
Конрад побагровел при упоминании своего давнего союзника и наставника.
— У Рено не было в распоряжении тысяч лучших европейских солдат! — выкрикнул маркграф. — Ваше величество, пришло время давать ответ. Короля должны бояться, а уж потом любить. — Он помолчал, а потом вдруг заявил: — Король Генрих это понимал.
«Прекрасный выпад!» — подумал Ричард. Маркграф явно продолжал считать, что может манипулировать чувствами короля «трогательными» упоминаниями о его почившем в бозе отце. Но Ричарду больше не казалось, что он теряется в тени Генриха. С тех пор как молодой монарх вырвался из лап смерти, его сердце было на удивление свободным. Ричард знал, что он сам кузнец своей судьбы, независимо от того, понравятся или разозлят последствия этого решения дух мертвого. Быстрая победа при Акре только укрепила веру Ричарда в то, что его имя в анналах истории затмит имя отца. Он станет Александром, а его отец лишь Филиппом Македонским — мимолетным упоминанием в рассказе о сыне.
Ричард уже принял решение, и теперь, когда он дал возможность другим озвучить различные мнения, а сам промолчал, наступила пора действовать.
— Войну нельзя выиграть любезностью, — твердо произнес Ричард. Он поймал себя на том, что избегает смотреть на Уильяма, оглашая свое решение. — Поскольку враг предоставил нам десятую часть затребованного выкупа, мы, соответственно, можем освободить десятую часть заложников, включая правителей и богачей. — Он сделал небольшую паузу и сказал: — Остальных заложников ждет смерть.