Тень Миротворца

Респов Андрей

В молчании дошли до кубовой, то есть до того самого белого здания с надписью: "Кипятокъ". Пока горячая вода набиралась в первую флягу за нами в очередь пристроились ещё несколько солдат из эшелона, насмешливо поглядывая на нашу парочку. Понять этих бравых солдат было можно: непонятный беспогонный парень в ношеной шинели и рыжий дядька-санитар. Ну как тут не улыбнуться.

Они же в своих ещё необмятых походных рубахах защитного цвета, при ремнях коричневой кожи, многие в папахах с новенькими кокардами, положенных по форме Сибирскому корпусу, крепкие, рослые, усатые, пренебрёгшие для форса шинелями, смотрелись рядом с нами настоящими будущими героями Великой войны.

И хотя я прекрасно понимал,

что там, куда идёт эшелон, австрийским штыкам и немецким гаубицам глубоко похрен во что одет русский солдат, мне стало немного стыдно. Нет, не за себя, одет я всё же был с бора по сосенке и пока имел к Русской Императорской армии лишь потенциальное отношение. А за этого самого Семёна, что возвращался из госпиталя после ранения и горячки, чуть не унёсшей его к архангелам, которое он получил, вытаскивая с поля боя вот таких молодцов, которые сейчас глядят на него и усмехаются. Стыдно стало за себя, что уже окончательно поставил на этом рыжем мужике печать пьяницы и алкоголика, безграмотного и никчёмного. Прости меня, Господи...

А кипяток лился не сказать чтобы тонкой струйкой, но и фляга наполнялась не быстро. Когда же Семён захотел подставить вторую, в то время как я оттаскивал уже наполненную, его грубо оттёр плечом чернявый солдат с малиновыми полосами шевронов пулемётной команды на рукавах и подставил под кран своё ведро.

– Эй, полегче!
– вырвалось у меня, но рядом с чернявым нарисовалось ещё двое солдат из того же подразделения.

– И чё?
– процедил сквозь зубы чернявый.

Ба! Какая знакомая ситуация! Такое ощущение, что и не было переселения души. Россия матушка, славься во все времена... Ну что, Миротворец хренов, будем испытывать твою миротворческую способность, так хорошо разрекламированную Странником, или просто полезем в драку? Ребятки-то, видно, по всему, не против. Застоялись кони в стойлах. Это я по крышам всю ночь носился, а они яйца на соломенных матрасах грели! Вот и зудит.

Можно было бы и подраться. Хотя бы в целях определения, чего я стою в кулачном бою. Но как тут относятся к подобным проступкам? Среди солдат, думаю, не редкость. Порешали внутри коллектива и забыли. Но я-то птица с неопределённым оперением. Мне в околоток очень не хотелось бы попадать. А загреметь туда, что называется, как два пальца. Вон, с перрона жандарм в нашу сторону поглядывает. Да и парочка господ со звёздами на погонах у офицерского вагона курит. Выруливай как хочешь, Гавр!

– Неправильно ведёте себя, православные, - я старался говорить ровным спокойным голосом, улыбаясь до ушей, - не токмо для себя кипяточек-то носим. Для сестриц милосердных. Нехорошо забижать барышень-то. Неправильно.

– А ты защитник, что ль? А?
– рядом с чернявым вылез кряжистый бритый мужик лет тридцати, - немного ль тябе молодому? Гляди-ко, народ, это откель в нашем геройском эшелоне ентот бабский подпевала?
– похоже, солдатики соскучились не только почесать кулачки, но и покуражиться. Но сейчас мне этот кордебалет совсем не нужен.

– Значит так, босота корявая, - я резко изменил тон и смыл с лица улыбку, - слушаем внимательно: кто не хочет вместо седьмого Сибирского полка ехать в арестантские роты и жрать глину пополам с конским дерьмом вежливо даёт нам набрать кипятка и засовывает язык в задницу. Мне терять нечего, я ещё присягу не давал и максимум, что мне светит - местная каталажка! А для настоящих мужиков, - я сделал паузу и пристально взглянул в глаза чернявому, потом перевёл взгляд на кряжистого, - можно и разговор устроить полюбовный, как свечереет, у последнего вагона. Там ни унтеров, ни жандармов нет. Как вам такое предложение, славяне?

Повисла гробовая тишина, лишь струя кипятка журчала в ведре у чернявого.

Я медленно и демонстративно взялся за ручку ведра, отставил

в сторону, пододвинув свою флягу на его место. Рядом молча стоял Семён. Нужно отдать должное рыжему санитару, за время беседы на его лице не дрогнул ни один мускул, да и от меня он не отступил ни на шаг. Правильный парень. Можно положиться.

Чернявый всё время, пока набиралась фляга, нависал надо мной статуей командора, многозначительно цыкая зубом. Когда же я уступил следующему в очереди, он снизошёл до ответа:

– Свидимся, землячок, вечерком...не расплескай!

Кряжистый промолчал, вернувшись на своё место в очереди.

Мда...плохо, ребятки-то далеко не дураки. Буром не стали переть и эмоциям воли не дали. Кстати, очень похоже, что это "прописка". А что? Новый человек в эшелоне. Солдатский телеграф явно донёс слухи о странном парне, которого привёл в полковой лазарет священник после того, как начальник эшелона брать отставшего от своей команды ополченца отказался. Блатных не жалуют во все времена. Хотя считать меня "блатным" - это был бы явный перебор. Вкалываю, что тот Джим Хокинс на "Испаньоле". Ни солдат, ни рекрут, ни рыба, ни мясо...

– Эй, Гаврила, куда так спешишь, постой!
– оказалось, что я, задумавшись и подхватив обе двадцатилитровые фляги с кипятком, стремительно шагал в сторону лазаретных вагонов, да так разошёлся, что Семён едва поспевал за мной, - ну ты силён, охотник! Зачем только нас двоих посылали? Тебе эти фляги, что пара вёдер порожних...
– я действительно практически не ощущал веса фляг, закинув их на плечи. Лишь нагревшийся от кипятка метал приятно ощущался кожей даже через шинель.

Пришлось сбавить темп. Рыжий санитар поравнялся со мной, даже не пытаясь предложить свою помощь. Лицо его было возбуждено, на нём ярко проступили веснушки.

– Слышь, Гаврила. Поломают тебя, не ходил бы. Это же известные заводилы из пулемётной роты, Глебка да Фёдор-цыган.

– Цыган?
– удивился я. Чего только в жизни не бывает.

– Да невсамделишный! Прозвище за чернявость. Но до драки охотник. А ты зачем драку у последнего вагона назначил?
– санитар, наконец, дошёл до сути своего вопроса.

– А ты сам смекни, Семён. Коли завяжется драка...

– Не сумлевайся, Гаврила, придут как миленькие!

– Не перебивай. Так вот, если парочкой зуботычин или, там, по уху, да под дых обойдётся - и разойдёмся полюбовно, тогда ничего. А ежели взыграет у них и совсем совесть потеряют, то уж не взыщи: валить придётся наглухо. Ну а тела ежели у вагона найдут? Если что, с нас взятки гладки. Полезли какие-то дураки пьяные на ночь глядя на крышу вагона, да и сверзились, шею поломали. Мало ли...
– я был почти уверен, что Семён не удержится и доведёт до нашего личного состава сегодняшнее происшествие, поэтому намеренно сгущал краски.

Хваты эти из пулемётной роты явно выёживались перед остальными солдатами, поддерживали, так сказать, своё реноме. Поглядим, что они запоют, когда вокруг не будет столько зрителей. В своём теле я сейчас более уверен, чем ещё несколько дней назад. Не надо быть мастером кунг-фу, чтобы заявить себя в драке. Кое-что о выносливости своей и навыках равновесия-координации я уже выяснил. Вот прекрасный повод понять, как моя тушка держит удар.

Странник был прав, дрался я в своей жизни всего несколько раз, да и то вынужденно. Но он не знал одного, трясло меня от ярости каждый раз так, что зуб на зуб не попадал, а руки стакан не держали. Да и уяснил я для себя: в уличной драке есть два правила. Первое: никаких правил. Второе: не попадайся. А эти ребятки из пулемётной роты судя по рожам головорезов могут притащить с собой и железный прут, и штык, и кастет. Хотя может, я и сгущаю краски? На каторгу никому неохота. Свёрнутая шея - одно, а колото-резаная рана - совсем другое.