Тень на плетень (сборник)
Шрифт:
И всех нас под монастырь подведет! Втроем будем, прошу прощения, после того как крякнем, постукивать, – Маринка верно повторила Фимин стук по столу, – а я еще жить хочу!
Фима промолчал, а я, наоборот, молчать не стала и спросила у него:
– Колись, адвокат, что ты там по телефону говорил про опасности этого дела.
– Господи, еще какие-то опасности? – Маринка обреченно махнула рукой и села у меня за спиной рядом с окном.
Фима кашлянул и сказал:
– Ну, все, что я знаю, Оль, так это то, что у нас выборы на носу. Губернаторские, я имею в виду.
– Я где-то об этом уже читала, – задумчиво проговорила Маринка.
– В нашей газете, – терпеливо пояснила я.
– Наверное, – вздохнув, согласилась Маринка, – нам только политики не хватает к нашим покойничкам!
– Ну так вот, – продолжил с очаровательной улыбкой Фима, – Будников ваш как раз и занимался предвыборными технологиями. И предшествующие ему господа тоже. Эти, как их там, – Фима небрежно придвинул пальцем к себе записку, лежащую на столе, – Джапаридзе и Гарфинкель. Уж почерк Джапаридзе я достаточно хорошо знаю, он у меня консультировался по одному вопросу.
– Что же ты молчишь! – Маринка даже подпрыгнула на табурете, а я невольно вздрогнула.
Всегда опасно оставлять Маринку за спиной.
– Он писал?! – Маринка настороженно подалась вперед, ловя каждый звук.
– Не исключено, – серьезно заметил Фима, и Маринка, застонав, села обратно, – если предположить, что он сперва разучился писать, а потом научился снова. Почерк совсем другой.
Маринка что-то проворчала, но я не обратила на это внимания.
– Пиарщики, значит, – протянула я, обдумывая полученную информацию.
– Они, они, родимые, – улыбаясь, подтвердил Фима, – а это дело суровое и дорогостоящее, так что сами теперь думайте, во что вы влезаете.
– А записка? – почти спокойно спросила Маринка. – Зачем ее сунули, как ты думаешь?
– А о записке можно только сказать, что кто-то в курсе ваших интересов и дает вам это понять.
Реальным следствием может только быть ваша повышенная осторожность. – Фима отпил чай из чашки, похвалил Маринку за ее искусство – как будто, чтобы заваривать нормально чай, нужно медитировать десять лет! – и потребовал:
– Ну давайте, рассказывайте, что у вас произошло за отчетный период, а я попытаюсь понять, что же происходит.
Ну я и рассказала, постоянно прерываемая Маринкой для каких-то мелких уточнений.
После моего рассказа Фима долго качал головой и наконец спросил:
– А как ты думаешь: этот Розенкранц на самом деле такой дурак или только прикидывается?
– Сложный вопрос, – призналась я.
– Дурак, дурак, это абсолютно точно, – подтвердила Маринка и, помедлив с секунду, добавила:
– Да и мы не лучше.
– А чем занимались Джапаридзе и Гарфинкель? – спросила я у Фимы.
– А все тем же, все тем же пиар-гешефтом. – Фима взглянул на Маринку. – А можно еще чаю?
Маринка приняла чашку, а Фима, подняв глаза к потолку, сказал:
– Не везет, надо заметить, нашему губернатору с этими спецами. Он вроде все условия им создавал и бабки платить не отказывался… Эта квартира, о которой вы тут страхов наговорили, она служебная, как раз и держится для такого случая в смысле приезда варяга-специалиста. Таких пустующих квартир в доме несколько. Одна из них вот и стала нехорошей.
– Я все поняла – воскликнула Маринка, с громким стуком ставя чашку перед Фимой. – Все поняла, честно! Это губернатор их вызывает по одному и травит! Там у него или шторы отравленные, или…
– Ерунда, – отрезала я, – полная причем.
Наш губернатор не такой дурак, чтобы оставлять на себе подозрения. А если и дурак, то у него должны быть умные советники!
– Сказала тоже! – Маринка даже руками всплеснула. – Да кто же в нашем мире слушает умные советы?!
Мы пообщались втроем еще около часа, а потом Фима засобирался домой. Я проводила его до двери, и он, наклонившись, прошептал мне:
– Если бы ты была одна, я бы взялся охранять тебя до утра.
– Если бы ты не был женат, я, наверное, обсудила бы этот вопрос, – так же тихо сказала я.
Фима состроил рожу, хмыкнул и подвел итог:
– Значит, в следующий раз! Я все понял!
После его ухода Маринка твердо заявила, что одна спать в отдельной комнате не будет. Мне это было на руку – я сама хотела ей предложить такой же вариант, но, воспользовавшись тем, что первой сдалась не я, а она, я молча пожала плечами и равнодушно пробормотала:
– Как хочешь!
Эта швабра тут же ускакала в ванную, не обращая внимания на мои права хозяйки квартиры, и мне пришлось остаться в кухне и мыть посуду.
Спали мы, слава богу, нормально, и никто нам не постукивал. Я несколько раз просыпалась, но больше меня ничто не пугало.
Утро наступило, когда ему и положено, то есть по-свински рано, и, героически преодолев свое отчаянное желание подремать еще чуть-чуть, я растолкала Маринку.
– А! – крикнула она и нырнула под простыню. – Что случилось?!
– Я обещала к Ромке заехать с утра, – недовольно сказала я, завязывая пояс халата.
– Ну и вперед, езжай, если тебе нужно, – ответила Маринка, снова укладываясь, – я никому ничего не обещала. Ты езжай, а я потом подъеду…
Последнее слово Маринка даже не произнесла, а продышала, и я не стала с ней спорить. Не хочет ехать – не надо. Пусть остается одна в этой квартире, если она такая отважная, может быть, еще одна записочка придет.
Я так и сказала, выходя из комнаты и направляясь в ванную. Когда я вышла из ванной, Маринка уже сидела в кухне на табурете с весьма недовольным выражением лица. Ничего мне не сказав, она прошла в ванную и громко захлопнула за собой дверь, а я поставила чайник на плиту.