Тень на стекле
Шрифт:
— Если она так говорит — значит, так оно и есть. Я знаю Айрис Стэйвертон! — упрямо заявил майор Портер. Лицо его было все так же бледно.
— С вашего позволения, сэр, — сказал инспектор, — детали мы обсудим позже. А сейчас я обязан исполнять свой долг.
Портер резко обернулся к мистеру Саттертуэйту:
— Ну, а вы? Что же вы-то молчите? Неужели ничем не можете помочь?
Надо сказать, мистер Саттертуэйт был несказанно польщен. К нему, такому незначительному, взывали о помощи — и кто! — сам Джон Портер.
Он уже готов был пробормотать в ответ
— Сэр, я говорил этому господину, что вы вряд ли сможете его сейчас принять, — сказал Томпсон. — Но он мне ответил, что ему назначено и что у него неотложное дело.
Анкертон взял карточку.
— Мистер Арли Кин, — прочитал он. — Ах да, это насчет какой-то картины. Мы с ним действительно договаривались на сегодня, но боюсь, что…
— Как вы сказали? — встрепенулся вдруг мистер Саттертуэйт. — Арли Кин? Поразительно, просто поразительно! Майор Портер, вы спрашивали, могу ли я вам чем-нибудь помочь? Думаю, что могу! Этот мистер Кин мой друг — точнее говоря, хороший знакомый. Он необыкновенный человек!
— Детектив-любитель, вероятно, — пренебрежительно заметил инспектор.
— Нет-нет, совсем не то! — возразил мистер Саттертуэйт. — Но у него есть одна прямо-таки сверхъестественная способность: он помогает по-новому взглянуть на то, что вы видели собственными глазами и слышали собственными ушами. Во всяком случае, стоит, по-моему, ввести его в курс дела и послушать, что он нам скажет.
Мистер Анкертон вопросительно взглянул на инспектора, но тот лишь фыркнул и возвел глаза к потолку. Наконец хозяин кивнул дворецкому, дворецкий вышел и тут же вернулся вместе с высоким худощавым незнакомцем.
— Мистер Анкертон? — Гость протянул хозяину руку. — Простите, что навязываюсь вам в такую минуту. Придется нам, видно, отложить наш разговор до лучших времен. А-а, дорогой мистер Саттертуэйт! Вы, я вижу, все такой же любитель драм? — Еще несколько секунд после этого вопроса легкая улыбка играла на губах гостя.
— Мистер Кин, — внушительно начал мистер Саттертуэйт. — Именно сейчас в этом доме разыгрывается самая настоящая драма, и мы с моим другом майором Портером хотели бы выслушать ваше мнение.
Мистер Кин сел, и сноп света от лампы с красным абажуром причудливо раскрасил его клетчатое пальто. Однако лицо оказалось в тени — словно гость надел маску.
Кратко изложив обстоятельства дела, мистер Саттертуэйт умолк и, затаив дыхание, ждал авторитетного решения.
Но мистер Кин лишь покачал головой.
— Грустная история, — сказал он. — Настоящая трагедия. И отсутствие мотива преступления делает ее еще загадочнее.
Анкертон удивленно воззрился на него.
— Но как же, — начал он. — Ведь миссис Стейвертон угрожала мистеру Скотту. Она страшно ревновала его к жене. А ревность…
— Согласен, — сказал мистер Кин. — Ревность есть одержимость демонами. Однако вы не поняли меня. Я говорю не об убийстве
— Вы правы! — вскочил Портер. — Вот где слабое место! Да задумай Айрис разделаться с миссис Скотт, что же, она, по-вашему, не нашла бы как подкараулить ее без свидетелей? Нет, мы на ложном пути. Но ведь возможно и другое решение! Хорошо, кроме этих троих в «Укромном» саду действительно никого не было — с этим все ясно, не спорю. Ну, а если все произошло совсем иначе? Представьте: Джимми Алленсон стреляет сначала в миссис Скотт, потом в себя! Падая, он отбрасывает пистолет, а миссис Стейвертон, как она и объяснила, поднимает его с земли. Так ведь могло быть? А?
Инспектор сурово покачал головой.
— Не пойдет, майор Портер. Если бы капитан Алленсон стрелял в себя, он должен был приставить пистолет к своей груди, и тогда ткань на его одежде была бы опалена.
— Он мог держать пистолет в вытянутой руке!
— А зачем? Это совершенно бессмысленно! К тому же какой у него мог быть мотив?
— Да мало ли какой? Может, он просто свихнулся, — пробормотал Портер, впрочем, без особой убежденности. Потом он снова замолчал и наконец решительно обернулся к гостю:
— Так как же, мистер Кин?
Тот развел руками.
— Я ведь не волшебник и даже не криминалист. Но мне кажется, что иногда бывает очень полезно вспомнить свои первые впечатления. Даже если дело зашло в тупик, всегда найдется какая-то зацепка, какое-то мгновение, стоящее перед глазами, когда все остальное уже забылось. Думаю, что из всех присутствующих самым непредвзятым наблюдателем можно считать мистера Саттертуэйта. Итак, мистер Саттертуэйт, постарайтесь сейчас вернуться на несколько часов назад и сказать нам, какой момент вам запомнился больше всего. Что вас больше всего поразило? Выстрелы? Или вид лежащих на земле тел? Или пистолет в руке миссис Стейвертон? Не думайте о том, важно это или не важно — просто вспомните.
Мистер Саттертуэйт неотрывно глядел в лицо мистера Кина — как школьник, не совсем уверенно знающий урок.
— Нет, — медленно начал он. — Ни то, ни другое и ни третье. Лучше всего мне запомнилось, как я уже потом стоял над их телами и смотрел сверху на миссис Скотт. Она лежала на боку. Волосы у нее были растрепаны, а на мочке уха капелька крови.
И, едва договорив, он вдруг осознал всю важность сказанного.
— Кровь на мочке? Да, помню, — пробормотал Анкер-тон.
— Вероятно, сережка за что-то зацепилась во время падения, — добавил мистер Саттертуэйт.
Но объяснение прозвучало как-то не очень убедительно.
— Она лежала на левом боку, — сказал Портер. — Значит, и кровь была на левом ухе?
— Нет, на правом, — поспешил возразить мистер Саттертуэйт.
Инспектор кашлянул и тоже снизошел до участия в разговоре.
— Я нашел это в траве, — сказал он, показывая помятую золотую петельку.
— Бог ты мой! — вскричал Портер. — И отчего же, по-вашему, серьга разлетелась вдребезги? От падения, что ли?! Нет уж, скорее в нее угодила пуля!