Тень наркома
Шрифт:
— С вами хотела поговорить синьорина Элиза Пуэрту. Хотите вы с ней говорить? — спросил средний начальник.
Микеле продолжал смотреть в пол, он надеялся получить от меня какой-нибудь сигнал.
— Вы хотите поговорить с синьориной Элизой Пуэрту? Она собирается сообщить вам интересную для вас новость.
Неожиданно Мальвина вскочила со стула и быстро затараторила на плохом португальском что-то вроде: «Ну, конечно, он не хочет меня видеть! Посмотрите, ему стыдно смотреть мне в глаза!»
Я перевел, добавив
— Но я уверена, что ты не такой плохой. Чтобы забыть все, что мне говорил!
Теперь Мигель взглянул на меня, потом на Мальвину. В его маленьких глазках мелькнула веселая искорка: он все понял.
— Ты можешь обо мне всякое думать, — медленно произнес он. — Ты имеешь право так обо мне думать. Но я каждый день молюсь за тебя, молюсь, чтобы ты была счастлива.
Да, мне было трудно представить Микеле молящимся за кого-нибудь каждый день, тем более за того, о ком он не слыхивал. Зато я подумал: «Молодец! Профессиональные привычки не растерял. Ничего не значащие, нейтральные фразы».
— Но ты должен еще молиться и за наше дитя! — произнесла Мальвина.
Я перевел. Микеле обалдел. Он посмотрел на меня, потом на Мальвину, потом на начальника тюрьмы. Все замерли. И тут Мальвина вскочила и, отбросив начальника тюрьмы и среднего начальника, подбежала к Микеле, влепила ему ему пощечину и начала колотить по груди кулаками. Средний начальник хотел дать указание тюремщикам вмешаться, но директор тюрьмы показал рукой: не трогайте ее.
Потом Мальвина отскочила и, вернувшись на свой стул, села, закрыв глаза руками. Это означало, что она успела сказать Микеле фразу, которую заучивала по-итальянски весь день:
«Сегсо un uomo chi conosce i banchi privati svizzeri».
«Я ищу человека, который знает частные швейцарские банки».
Теперь Микеле все понял. Он вскочил, глазенки его завертелись.
— Скажи мне скорее, Элиза, кто он: мальчик или девочка?!
— Мальчик! — хором ответили директор тюрьмы, средний начальник и два надзирателя.
— О, небо смилостивилось надо мною! — возопил Микеле, вздернув руки вверх. — Значит, дошли до неба мои молитвы! Значит, я, грешник, еще могу стать достойным человеком.
— Наш малютка будет… будет… — Пока Мальвина решала, как закончить фразу, Микеле ее опередил:
— На кого похоже наше дитя?
— На тебя! На тебя! — радостно воскликнула Мальвина, хотя, взглянув на «отца», радоваться по этому поводу было бы странно.
— Как ты назвала его, Элиза?
— Как мы и договаривались, — удивилась Мальвина.
— Микеле. Он будет вторым Микеле.
— О радость! — снова возопил Микеле. — Небо смилостивилось надо мною!
По его щекам поползли слезы. Мерзавец плакал по-настоящему. Это настолько удивило Мальвину, что она повернулась ко мне и что-то пролепетала, как ей казалось, по-португальски.
Пока я соображал, как это
— Микеле, ты должен слушаться своих начальников. Это замечательные люди, они хотят тебе добра. Мы все хотим, чтобы ты скорее вернулся в семью. Мы будем тебя ждать.
Я не знал, на сколько лет посадили Микеле, но, будучи в курсе, за что он отбывает срок, мог предположить, что воссоединиться со своей семьей «отец» сумеет только в следующем веке.
— Как тебя здесь кормят? Не нужно ли тебе чего? — заботливо спрашивала Мальвина.
Хитрый сицилиец развел руками:
— А много ли мне нужно?! Хлеб и вода. Я слишком много времени провел в чревоугодии, но вот сейчас понял цену простой пищи, предназначенной только для утоления голода.
— Может, тебе принести что-то? — не отставала Мальвина.
— Нет, нет! Самой лучшей наградой для меня будут воспоминания. Воспоминания о море, о пляже, где я впервые обнял тебя. О Элиза! Прости меня!
Мерзавец снова приготовился рыдать. Я с укоризной посмотрел на Мальвину: ей бы тоже самое время облиться слезами! Микеле продолжал вспоминать:
— И украинский ресторан в Монтрё, где в баре я сказал тебе, что хочу мальчика.
А вот это уже интересно! Это ответ.
Передав мне информацию, Микеле стал попроще. Он попросил навещать его почаще. Передал привет какой-то Джулии, которая «хоть и не любит его, но он к ней хорошо относится».
Скомкала эмоции и Мальвина.
А потом и директор тюрьмы сказал, что положенные двадцать минут истекли.
— Хоть еще минутку, — не очень настойчиво попросила Мальвина.
Микеле опустил голову и, не обернувшись, вышел.
Директор тюрьмы пригласил нас на кофе, но мы отказались.
— Моя сестра сегодня пережила так много, — объяснил я, — ей надо успокоиться.
Директор нас понял и пригласил еще раз навестить заключенного. Мы согласились.
— Завтра утром в Монтрё? — спросила меня Мальвина, когда мы вышли из тюрьмы.
— Непременно, — ответил я.
— Ты знаешь там украинский ресторан?
— Нет. Но совершенно уверен, что если таковой там есть, то он один.
На следующее утро такой же самолет, что и день назад, доставил нас в Женеву.
— В Эвиан или сразу в Монтрё? — спросила Мальвина.
— В Монтрё.
Мы добрались на такси до женевского вокзала Корнавен, откуда раз в час отправлялись поезда до Монтрё.
Шел нудный швейцарский дождь. Поезд уже стоял на платформе и, закрыв зонты, мы прошли в вагон. В вагоне я принялся изучать справочник-гид «Мишлен — все гостиницы и рестораны Швейцарии». В Монтрё украинских ресторанов не значилось.
25. Банк, который нам нужен