Тень Отца
Шрифт:
— Нам надо идти в ту сторону, — показал рукой направление Иосиф.
Мириам приняла его решение без возражений и вопросов. Она ехала верхом на осле, обнимая вновь уснувшего Иисуса. Поначалу дорога была ровной: это был путь, ведущий к Хеврону. Но на первом повороте они с него свернули. Было темно, но Иосифу удалось найти тропинку, ведущую к скалам. Дойдя до скал, они увидели в них разлом, перед ними словно открывался край огромной бездны, над которой распахивалось небо. Звезды были у них под ногами. Пространство словно растягивалось. Они остановились. Даже осел
Иосиф шел впереди, держа за поводья храпевшего от страха осла, который то и дело спотыкался и испуганно приседал. Сзади шла Мириам с Иисусом на руках. Ребенок прижался к матери и спал. Им приходилось идти очень осторожно и очень медленно.
Снизу, из ущелья, дул резкий холодный ветер. Наверху ветер приносил прохладу, но здесь, в глубине оврага, его сырой холод вызывал дрожь. Ветер ли вызвал эти таинственные шорохи вокруг них? Они не знали. Им казалось, что кто-то крадется вслед за ними, что среди звуков осыпающихся камней они слышат чьи-то торопливые шаги.
Ведя вниз, пролом становился все глубже. С обеих сторон все выше становились стены скал.
— Пожалуйста, давай отдохнем немного… — Иосиф услышал за спиной голос Мириам.
Они остановились. Занятый поиском дороги, Иосиф совершенно забыл, что Мириам идет с Иисусом на руках. Он обернулся к ней. Мириам стояла, прислонясь к большому валуну и тяжело дыша.
— Какой же я глупец! — сказал Иосиф. — Я совсем забыл, что ты несешь Иисуса.
— Но ты ищешь дорогу и ведешь осла… Сейчас я отдышусь, и мы пойдем дальше.
— Теперь я возьму Иисуса.
— Нет, нет…
— Не нет, а да. Понесу Его я. Так надо. Я вас опекаю — ты сама это сказала.
Мириам без пререканий отдала ему Сына. Через мгновение они двинулись дальше. Впереди шел Иосиф с ребенком на руках, за ним шагал осел, последней шла Мириам. Ущелье стало совсем узким. Казалось, что это тоннель, по которому течет каменная река. Тропинки не было, но Иосиф шел вниз уверенно, убежденный в том, что найдет ее ниже. Ступни глубоко проваливались в мелкую осыпь; ослу приходилось тяжелее всего. Один раз, выдергивая ногу из камней, он упал. Осыпавшиеся из-за этого падения камни с грохотом покатились вниз. «Ужасно, если он сломал ногу!», — промелькнуло в голове Иосифа. Он вовремя сдержался, чтобы не сказать этого вслух. Он хотел помочь животному выбраться из-под камней, но его опередила Мириам. С ее помощью осел вновь встал на ноги.
— С ним ничего не случилось, — сказала Мириам, словно угадывая тревожные мысли Иосифа. — Он снова может идти, только споткнулся, бедняжка.
Ущелье становилось шире и углублялось уже не так круто; тропинка нашлась. Но Мириам дышала тяжело и часто.
— Ты устала? — спросил Иосиф.
Она ответила не сразу:
— Не обращай на меня внимания. Когда слабею я, ты становишься сильнее. Так надо…
Иосиф положил ей руку на плечо.
— Я не могу смириться с мыслью, что все это выпало тебе… Не понимаю…
— Каждому человеку отмерена его собственная человеческая мера. Подумай, сколько женщин вынуждено бежать в ночи, чтобы спасти жизнь своим детям…
— Но ты…
— Почему меня надо больше оберегать, чем других? Я не желаю этого. Пойдем!
Они пошли дальше; продвигались очень медленно, но не останавливаясь. Иисус по–прежнему спал. Иосиф ощущал возле своей щеки Его горячие губы, а маленькие руки обхватили его шею.
Ночь подходила к концу. Звезды погасли, пространство заполнилось серой влажной мглой. Где-то позади, за горным хребтом, начинался день. Но его свет не скоро должен был спуститься в ущелье, по которому они шли.
— Сейчас мы далеко не уйдем, — сказал Иосиф. — Как только станет светлее, я поищу какое-нибудь убежище среди скал. Там мы укроемся и переждем день.
— Наверное, ты прав.
Становилось светлее. Ветер стих. Скалы над ними очерчивали четкую линию на фоне неба. Неожиданно за спиной Иосифа сильнее захрустели камни и раздался тихий возглас. Иосиф резко обернулся.
— Что произошло?
— Ничего. Я оступилась.
Мириам стояла на одной ноге.
— Ты не можешь наступить на ногу? — встревоженно спросил он.
— Сейчас наступлю. Ничего страшного. Боль уже проходит, — сказала она. — Если ночью муж посылает жену искать потерявшуюся овцу, то ей, даже если она с трудом может идти, все равно приходится идти…
— Я бы тебя никуда не посылал.
— Знаю. Но я хочу быть, как другие.
Она с трудом наступила и медленно пошла, хромая, придерживаясь руками за валуны. День спускался в ущелье все быстрее. Иосифа все сильнее охватывала тревога. Он даже забыл, что Мириам еле идет, и, повернув голову назад, попросил:
— Нам надо идти быстрее.
Он услышал ускорившиеся шаги, которые почти сразу стихли.
— О, Иосиф, я не могу…
Он обернулся к ней. Мириам снова стояла, поджав ногу. Ее лицо морщилось от боли.
— Тебе больно?
— Больно. Но я должна идти…
— Прости меня. Если бы я мог, то взял бы и тебя на руки… Но меня тревожит наступающий день.
— Я пойду. Уже иду…
Мириам хромала, но шла. Иосиф не мог смотреть на выражение боли, появляющееся на ее лице всякий раз, когда она ступала на поврежденную ногу.
— О, Мириам! Почему Всевышний…
И на этот раз она не дала ему договорить:
— Он хочет, чтобы мы помнили, что мы люди.
Какое-то время они шли в молчании. Только по ее учащенному, неровному дыханию Иосиф мог понять, какую боль причиняла ей ходьба. Осел тоже шел, припадая на ушибленную ногу.
Вдруг Иосиф поднял голову. Одна из верхушек скал над ними загорелась, как будто к ней прикоснулись невидимым факелом. Красно–золотой свет быстро растекался по черной скале. Мириам тоже подняла голову и сказала: