Тень «Полярной звезды»
Шрифт:
Он передал конец длинной проволоки Джиму, чтобы он подсоединил ее к батарее, находившейся в принесенном ими ящике, потом отмотал еще четыре отрезка проволоки, каждый из которых оканчивался маленьким латунным диском. Все они были подсоединены к медной катушке.
— Эти проволочки прикрепляются к лодыжкам и запястьям медиума, — объяснил он, — сопротивление указывает стрелка на циферблате. Итак, могу я подсоединить вас, миссис Бад?
— Вы можете подсоединять меня когда угодно, дорогой мой, — игриво отозвалась миссис Бад.
Фредерик
— Хорошо. Могу ли я попросить одну из дам укрепить проволочки на лодыжках миссис Бад? Я понимаю, задание деликатное…
Однако миссис Бад отнюдь не волновали проблемы деликатности.
— Ах, нет, — воскликнула она, — я предпочла бы, чтобы вы проделали это сами, любовь моя, так я буду уверена, что меня не ударит током. К тому же вы обладаете даром, не правда ли? Я увидела это, как только вы вошли, душа моя, — от вас исходит духовное сияние.
— О, — сказал Фредерик, спиной чувствуя, что Джим ухмыляется во весь рот. — Ну, что ж, в таком случае…
Вытягивая проволочки, Фредерик нырнул под скатерть, а леди и джентльмены Лиги спиритов, сознавая всю непристойность того, что молодой человек в данную минуту касается пары женских лодыжек, но при этом не сомневаясь в явной духовной одаренности обеих сторон, покашливали и благовоспитанно отводили глаза. Минуту спустя Фредерик появился из-под стола и объявил, что проволочки подсоединены.
— Ах, но как нежно вы это проделали! — вскричала миссис Бад. — Я едва ощущала ваши прикосновения. Какие артистичные пальцы!
— Итак, — сказал Фредерик, свирепо лягнув Джима по щиколотке, — сейчас мы опробуем аппарат, не так ли?
Он включил прибор, и стрелка, тотчас подскочив вверх, задрожала на середине циферблата.
— Потрясающе! — сказала миссис Бад. — Меня даже не кольнуло.
— О, не беспокойтесь, миссис Бад, ток очень слабый. А теперь, леди и джентльмены, не пора ли нам занять свои места вокруг стола?
Стулья придвинули, и спириты вместе с гостями постарались более или менее удобно, насколько позволяла теснота, расположиться вокруг стола. Фредерик сел слева от миссис Бад, поставив перед собой электродермограф; Джим, не успев улизнуть, был схвачен сильными пальцами, унизанными кольцами, и решительно усажен справа от нее.
— Свет, если можно, миссис Уилкокс, — сказал мистер Фримен Хамфриз.
Хозяйка завернула один за другим газовые рожки, после чего села сама. Лишь слабое мерцание догоравшего в камине угля тускло освещало комнату. Воцарилось молчание.
— Видите ли вы ваш аппарат, мистер Семпл? — вопросил президент каким-то нездешним голосом.
— Прекрасно вижу, благодарю вас. Стрелка покрыта люминесцентной краской. Если вы готовы, миссис Бад, то я тоже.
— Спасибо, мой милый, — сказала она безмятежным тоном. — Соедините руки, леди и джентльмены.
Все на ощупь отыскали руки друг друга и, ладонь в ладонь, положили их по краю стола. Круг замкнулся. Фредерик устремил глаза на коробку, его правая рука была зажата в теплой, потной руке миссис Бад, в левую вцепились костлявые пальцы мертвенно-бледной девицы, сидевшей с другой стороны.
Стояла полная тишина.
Прошла минута; миссис Бад издала долгий прерывистый вздох. Ее голова упала вперед, казалось, она задремала. Но вдруг проснулась и заговорила… мужским голосом.
— Элла? — спросила она. — Элла, дорогая?
Голос был богатый, сочный, и многие из сидящих вокруг стола почувствовали, как волосы на затылке встают дыбом. Миссис Джеймисон затрепетала и проговорила чуть слышно:
— О! Чарльз!.. Чарльз! Это ты?
— Конечно, я, дорогая! — отозвался голос; это и вправду был голос мужчины, женщина имитировать такой голос не может, он напоен был шестидесятисемилетним общением с портвейном, сыром и изюмом.
— Элла, дорогая моя, хотя мой уход и разлучил нас, наша любовь не должна охладеть…
— О, никогда, Чарльз! Никогда!
— Я с тобой постоянно, днем и ночью, моя милая. Скажи Филкинсу в лавке, чтобы он позаботился о сыре.
— Позаботился о сыре… да-да…
— И будь внимательнее с нашим мальчиком, Виктором. Боюсь, приятели оказывают на него дурное влияние.
— О, Чарльз, дорогой, что я могу…
— Не бойся, Элла. Благословенный свет сияет, блаженный мир призывает меня, я должен возвращаться… не забудь про сыр, Элла. Филкинс недостаточно аккуратен с салфетками. Я ухожу… Я отправляюсь…
— О, Чарльз! О, Чарльз! Прощай, любовь моя!
Послышался вздох, и дух бакалейщика удалился. Миссис Бад потрясла головой, словно желая прочистить ее; миссис Джеймисон Уилкокс тихо плакала в носовой платочек с черной каймой, затем круг снова сомкнулся.
Фредерик оглядел собравшихся. В полутьме было невозможно разглядеть лица, но атмосфера изменилась: все были возбуждены, все напряженно ожидали чего-то, готовые верить всему. Эта женщина была великолепна. Фредерик не сомневался, что она плутует, но он пришел сюда не для того, чтобы слушать наказы покойного бакалейщика по поводу сыра.
И тут это произошло.
Миссис Бад вдруг конвульсивно содрогнулась и заговорила низким голосом — на сей раз своим голосом, но дрожащим от ужаса.
— Вспышка… — проговорила она. — Там проволока… и счетчик, он кружит — сто один, сто два, сто… о, нет, нет, нет… Колокол. Колокола. Мужчина… колокол. Какой красивый пароход, и маленькая девочка, мертвая… Это не Хопкинсон, но они не должны знать. Нет. Пусть это скроется в тени. Шпага в лесу — о, кровь на снегу, и лед — он все еще там, всё в стеклянном гробу… Регулятор. Триста фунтов… четыреста… Полярная звезда! Тень на севере… мгла, все в огне… пар — пар несет смерть… смерть в трубах… в них пар… под Полярной звездой — о, какой ужас…