Тень правителей
Шрифт:
– Я, конечно, понимаю, – сказал я, – что необходимо поддерживать светскую беседу. Но я парень простой, всего-навсего закончил Горный институт в Питере, с высотами метафизики незнаком. Давай поговорим о чём-нибудь земном.
– Например, о бабах, – Лена хлопнула в ладоши. – Тогда смотрим танец живота.
Под звуки восточной музыки перед столом появились две, практически обнаженные танцовщицы с пёсьими головами.
– Какие интересные у них маски, – сказал я.
– Это не маски, – пожала плечами Лена. – Это настоящие песьи головы. Они же глумницы, что им стоит. Или ты предпочитаешь каких-нибудь узкоголовых
– В самом деле, какой пустяк, – сказал я. – Нет-нет, меня всё устраивает.
– А вот теперь можно и водки выпить, – Лена пересела ко мне на колени. – Стопку за стопкой, с короткими передышками.
Мы пили водку, глумницы исполняли танец живота, пёсьи головы отделились от плеч и плясали самостоятельно, не слишком обращая внимания на заданный ритм.
«Как я быстро пьянею!» – подумал я.
«Хочу тебя!» – Лена жарко прошептала мне в ухо и, схватив за руку, потащила в спальню. Пёсьи головы недовольно залаяли вслед.
Соитие было долгим, бешеным, вконец выпотрошенный, я лежал на спине, Лена сидела на мне.
«Да вы совершенно правы, дорогой друг, испытание эволюцией не выдержали ни шарообразные люди, ни четырехрукие, ни двукрылые. Пожалуй, ближе всего к желаемому образцу оказались великаны, но только до той поры, пока Луна не стала приближаться к Земле, изменив, таким образом, атмосферное давление».
Голос звучал издалека, но вполне отчётливо.
«Это был удивительный, очень медленный и кропотливый процесс. Миллион за миллионом лет из пузырьков углеводорода, из протоплазмы, о составе которой мы даже приблизительно не догадываемся, формировались те, кого впоследствии упрощённо назвали божьи твари. И одновременно с ними, мысль и язык. Через множество форм размножения, от почкования и зачатия вдохновением, следы которого можно усмотреть в известном христианском предании, через звероложество, да-да, звероложество, я нисколько не сомневаюсь, что современные обезьяны – потомки первых людей, а не наоборот, выродившееся в ублюдочность ответвление, что, кстати говоря, даёт разгадку неразрешимой в науке проблемы – отсутствия связующего звена между человекообразной обезьяной и гомо сапиенс, через гермафродитизм, считавшийся священным первоисточником жизни у египтян и древних греков, к высшему символу – вечно конфликтному разделению полов».
«Надо бы передохнуть, мозг на части разрывается», – подумал я и открыл глаза. С плеч Лены за мной наблюдала ухмыляющаяся физиономия Васька.
– Всегда мечтал посмотреть, как ебут мою женушку, – сказал Васёк. – Здорово, кучерявый!
Я дёрнулся и очнулся в своем номере. Со стола небрежно свисал пионерский галстук.
«Бежать! – мелькнула спасительная мысль. – К чёрту директора! К чёрту работу! К чёрту всё! Бежать, пока живой!»
Я очумело затолкал пожитки в дорожную сумку и стремглав вылетел из гостиницы. На улице было хорошо, солнечно, даже жарко. Я достал портмоне и пересчитал деньги. Ещё на карте должно быть тысяч двадцать. Где тут отделение Сбербанка?
Я направился к центральной площади. Если до Москвы на тачку не хватит, доеду до Брянска, там уже проще, большой город, много проходящих поездов.
Отделение банка было закрыто на обед. И тут я увидел неспешно шагающего Артура Чердынцева.
– Стой, сука! – заорал я.
– Говори, кто вы такие, –
– Вы, что, с ума сошли?! – Артур отчаянно отбивался.
– Говори, тварь, – я повалил его на землю и уселся сверху. – Задушу, пидор!
– Мы бродячие артисты, – прохрипел Артур. – Акробаты и шуты…
– Сейчас я тебе устрою акробатику, – мои пальцы сжались подобно стальному обручу.
– Милиция! – завизжал женский голос. – Человека убивают!
В глаза мне прыснули какой-то зловонной дрянью, я захлебнулся в крике и потерял сознание.
В себя я пришёл в месте, очень напоминающем камеру предварительного заключения. Из-за решетки был виден пустой, слабо освещенный коридор. Так я просидел часов, наверное, шесть, периодически впадая в дремоту. Наконец появился сотрудник полиции.
– На выход! – сказал он и открыл дверь. – Руки за спину!
В кабинетике, крохотном настолько, что стул упирался в сейф, меня ждала женщина в форме.
– Меньшиков Алексей Евгеньевич? – спросила она.
– Он самый.
– Присаживайтесь. Следователь Октябрьского УВД Подъяблонская Тамара Сергеевна.
– Как, простите? – сказал я.
– Подъяблонская, – повторила следователь. – Вы плохо меня слышите?
– Нет, нормально. Закурить бы, – сказал я.
– У нас не курят, – сказала Подъяблонская. – Поступило заявление от Дрючека Александра Павловича. Он вам знаком?
– Нет.
– Странно, – сказала следователь. – Дрючек утверждает, что вы его двоюродный брат. Также он утверждает, что вы насильственным путем вымогаете у него двадцать пять тысяч долларов, которые якобы ему одолжили. Это так?
– Послушайте, – сказал я. – У меня нет никаких братьев дрючеков, ни родных, ни двоюродных. В этом смысле, я – сирота.
– Я обязана предупредить вас об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Кроме того, вы имеете право воспользоваться 51 статьёй Конституции и не давать показаний вообще.
– В этом нет никакой необходимости, – сказал я. – Вы же можете проверить по своей базе всех моих ближайших родственников.
– Можем, – сказала следователь. – Алексей Евгеньевич, в принципе, я вас понимаю. Одолжили деньги непутевому родственнику, расписки не взяли. Но зачем же так грубо? Накинулись на человека средь бела дня, предыдущим вечером угрожали ему за ужином в японском ресторане.
– В вашем городе есть японский ресторан? – сказал я.
– Есть, – сказала Подъяблонская. – А вы считаете, что японские рестораны бывают только в столице? К делу приложены свидетельские показания официантки Кристины Уивер, по паспорту Клёпиковой, которая слышала, как вы нецензурно выражались в адрес Дрючека и обещали его убить, если он не вернёт деньги.
– Ну, это точно фуфел, – сказал я. – Вчера вечером я был в театре, артисты могут подтвердить.
– И где же в нашем городе находится театр? – улыбнулась следователь.
– Улица Наримановская, дом 11, – сказал я.
– Ты совсем обнаглел, – сказала следователь. – По этому адресу проживаю я. Хочешь сказать, что вечер провёл у меня дома? Может, ещё в одной постели со мной?
– Вызовите «скорую», – я с тоской посмотрел на задраенное решёткой окно. – Мне плохо.
– Только не надо симуляций, – сказала следователь. – Будем писать чистосердечное признание?