Тень Саганами
Шрифт:
Его люди старались, как могли, но семи недель комбинации занятий на тренажёрах и практических тренировок было недостаточно. Это не стало их второй натурой, не стало инстинктом. Легкая задержка в ответных действиях, сбои в цепочках принятия решений могли быть несущественны против любого другого флота Пограничья. Но он столкнулся не с флотом Пограничья. Ему противостоял Королевский Флот Мантикоры, а эта было ошибкой из тех, которые мало кто переживал.
В течении следующих двухсот шестнадцати секунд эсминцы и крейсера Айварса Терехова выпустили девятьсот девяносто ударных ракет и сто двадцать "Зуделок" и "Драконьих Зубов".
Это была бойня.
Мантикорские ракеты прошли сквозь электронные средства защиты Мониканцев словно раскалённые шила. Противоракеты смогли сбить десятки, кластеры ПРО ещё больше, но на каждую сбитую ракету приходилось по пять прорвавшихся. Системы слежения линейных крейсеров были просто перегружены фальшивыми образами боеголовок, создаваемыми "Драконьими Зубами". Их сенсоры были оглушены ослепляющими вспышками помех. Они были третьесортным флотом, сражающимся с теми, кто вполне мог претендовать на статус лучшего боевого флота исследованной галактики, и уступали им во всём, кроме храбрости.
Янко Хорстер видел приближение конца. И понимал, что даже "эксперты" "Технодайн" недооценили огромное технологическое превосходство мантикорского флота над их оборудованием. Понимал, с ещё большей горечью, насколько уступали его команды — и он сам — командам тех кораблей манти. Его корабли были линейными крейсерами, намного сильнее бронированными и вооруженными, чем любой из противников. Но какой толк от брони, когда её разрывают, разламывают и пробивают сотни и сотни лазерных боеголовок? Какая польза от могучих батарей энергетических орудий, когда они уничтожены, превращены в месиво обломков и гибнущих людей до того, как они успели подойти к противнику на дистанцию открытия огня?
Сам космос казалось, содрогался вокруг двух кораблей, корчащихся в огненном горне, окруженных бурлящим очагом ядерных взрывов, когда одна за другой лазерные боеголовки взрывались и обрушивали на них свою ярость. Броня и обшивка корпуса разлетались обломками, воздух, словно кровь, вытекал из зияющих ран, а люди гибли. Некоторые мгновенно, словно по щелчку выключателя, а некоторые — стеная в невыносимой агонии, одинокие и оказавшиеся в ловушке в обломках своих кораблей.
К моменту, когда "Циклон" и "Ураган" достигли дистанции досягаемости энергетического огня до ближайшего мантикорского корабля, они мало чем отличались от пустых корпусов, лишенные клиньев и энергии, теряющие воздух, разбрасывающие спасательные капсулы и обломки.
Но они погибли не в одиночестве. Как бы они не уступали противнику, как бы плохо тренированными не были, какой бы несовершенной не была их доктрина, с отвагой у них всё было в порядке. Как бы оправданы ни были действия Айварса Терехова, ярость, которую они испытали в ответ на его атаку, изливалась чистым огненным потоком. Три сотни их ракет достигли эскадры Терехова перед тем, как их поглотило яростное пламя его атаки. Эсминец "Янычар" и легкий крейсер "Дерзкий" погибли вместе с ними. "Гескапума", "Колдун", "Эгида" и "Ария" выжили. Четыре корабля, всё что осталось от эскадры Терехова, и все они были серьёзно повреждены.
— … а врач коммандер Симмонс благополучно покинул "Бдительный" на боте полном раненных перед тем, как тот взорвался. Они сейчас направляются прямо к нам, сэр, — устало доложил Амаль Нагчадхури. Поскольку Анстен Фицджеральд всё ещё оставался без сознания, Наоми Каплан пострадала гораздо серьёзнее его, а Джинджер Льюис занималась титанической работой, разбираясь с тяжёлыми ранами "Гексапумы", Нагчадхури исполнял обязанности старпома Терехова. Он выглядел
— Хорошо, Амаль, — чётко ответил он, и связист подивился, откуда же капитан черпает свои силы. Никто не мог выглядеть таким собранным и активным после всего того, через что они прошли, и тем не менее капитану это удавалось. — Нам придется найти место для размещения раненых, — продолжил он. — Но, слава Богу, у нас будет настоящий доктор!
— Да, сэр, — согласился Нагчадхури и нажал кнопку, перейдя на очередную страницу с заметками. — Мы потеряли шесть бета-узлов в носовом кольце; восемь бета-узлов, и два альфа-узла в кормовом. Наше максимальное ускорение составляет примерно три сотни g, но Джиджер работает над этим. У нас осталось два гразера на левом борту и ни одного на правом, хотя Джинджер полагает, что в конце концов сможет восстановить один из них. У нас есть восемь работающих пусковых установок на правом борту, и одиннадцать на левом, но наши погреба пусты. У нас даже не осталось противоракет. Кормовое погонное вооружение практически уничтожено, и не думаю, что Джинджер сможет там что-то починить. Носовое каким-то чудом уцелело. И у нас всё ещё есть носовая гравистена. Но если дойдёт до нового боя, шкипер, у нас огневая мощь — может быть — эсминца и ровным счётом один генератор гравистенки, на правом борту.
Терехов поморщился. В отчёте Нагчадхури не было ничего неожиданного. Если что-то его и удивило, так то, что у них вообще уцелело хоть одно из бортовых энергетических орудий.
— А наши люди? — тихо спросил он, и Нагчадхури вздрогнул.
— Мы ещё подсчитываем точные потери, и в списках пропавших есть те, кто могут быть живыми, но погребенными под обломками. Но на данный момент, шкипер, у нас шестьдесят погибших, и двадцать восемь раненных.
Терехов стиснул зубы. Восемьдесят восемь убитых и раненых может быть и не казалось такими уж крупными потерями, по сравнению с потерями мониканцев. Или даже с остальными кораблями эскадры, если на то пошло. Но полный экипаж "Гексапумы", включая морпехов, составлял триста пятьдесят человек, до её предыдущих потерь и откомандирований. Данные Нагчадхури — которые, напомнил он себе, всё ещё были неполными — говорили о тридцати процентах людей, которых он повёл с собой на битву.
А "Гексапуме" ещё повезло.
— Что насчёт остальной эскадры?
— "Эгида" самая близкая к тому, что можно назвать боеспособным состоянием, сэр, и у неё осталось шестьдесят две ракеты и пять гразеров. У "Колдуна" вообще не осталось исправного вооружения, и на "Арии" почти то же самое. Лейтенант Росси докладывает…
— Извините, шкиппер. — Терехов оглянулся на перебившего. Это был Джефферсон Кобе.
— Да, Джеф? В чём дело?
— Сэр, разведывательные массивы Хелен засекли несколько боевых кораблей Моники направляющихся к нам. Похоже на полудюжину ЛАКов, четыре эсминца, и пару легких крейсеров. И мы только что получили послание от адмирала Бурмона. Он требует, чтобы мы сдались, иначе будем уничтожены.
Терехов посмотрел на него, затем на Нагчадхури. Лицо лейтенант-коммандера было напряженным, взгляд — мрачным, и Терехов понимал его. Какими бы устаревшими не были обычные силы флота Моники, их было более чем достаточно для уничтожения его уцелевших избитых кораблей.
— Через сколько времени первый из них будет здесь?
— Тоби говорит четыре часа до подхода с выравниванием скорости, сэр. Три часа и пятьдесят минут, если они откроют огонь на пролете.
— Очень хорошо, — Терехов вышел из зала для совещаний на мостик, и жестом приказал Кобе занять своё место в секции связи. Он чувствовал напряжение команды мостика, чувствовал как им хочется оглянуться на него, несмотря на то что дисциплина заставляла их смотреть на свои мониторы. Эти люди держались из последних сил, и они, также как и он, знали, что не смогут сражаться с мониканцами.