Тень шпаги
Шрифт:
— Питается, граф, еще как питается. Чем — то таким всегда питается честь героев, подобных тебе, — безжалостно и страшно контратакует его величество. — Вам лишь бы самим остаться незапятнанными, а на всех остальных плевать!
— Неправда! — яростно выдыхаешь ты, но король прерывает тебя, не давая ответить.
— Ах, неправда?! Тогда ответь, почему я должен тебе скормить короля — победителя — наше знамя, нашу победу?! Почему я должен сказать всем, кто сейчас сражался и побеждал, что знамена, под которыми они проливали кровь, бились и победили, запятнаны?! Да еще трусостью! Или их подвиг совсем ничего не значит?! Неужто, кроме твоей роты,
— Это моей роты нет, — отвечаешь ты, начиная понимать, чего от тебя хотели твои воины. Не умереть с честью — на это способен почти каждый, у кого она есть, а принять на себя чужое бесчестье и жить дальше.
О Боги, они и впрямь этого хотели\
— Вот именно, — говорит король. — Твоей роты нет. Она погибла. А остальным — жить. Дальше. Так почему ты хочешь оказаться лучше других? Неужто твоя честь тебе дороже всего остального?
— Честь дороже жизни, — говоришь ты, но это неубедительный выпад. Незримая шпага дрогнула в твоей руке.
— Правильно, граф, дороже. Но только своей, — отрезает его величество. — Своей жизни.
Если бы это и впрямь был фехтовальный поединок, ты был бы уже мертв. Впрочем, ты ведь и так мертв, капитан. Это его величество требует от тебя изображать живого. И не только живого…
«Что, капитан, вот и подобрались мы к самой сути. Страшно? А ведь кто — то клялся пожертвовать всем и так далее и тому подобное? Не помнишь, кто это был?!»
«Да. Пожертвовать. Всем. Но не этим же!»
«Вот как?! Может, тебе еще время, место и способ на выбор?! Когда жертвовать, где и чем? А может быть, ты просто трус, капитан? Может быть, ты ничем не лучше покойного короля? Или даже хуже, он — то свои грехи смыл кровью не задумываясь…»
Так неужто вся твоя рота погибла зря?! Не из — за короля, из — за тебя — зря!\
Вся твоя рота молча смотрит на тебя. Они — то знают — капитан не подведет. Капитан никогда не подводил.
Не подводил.
Ты принимаешь решение. Принимаешь, чувствуя мгновенное облегчение где — то в глубине души. Что — то внутри тебя радуется, что ты все же не окажешься хуже покойного короля. Ты сравнял счет. Все правильно. Остальным — жить. Дальше. И лучше это делать с высоко поднятой головой, с гордостью за своего короля и свое знамя.
И тут раны, о которых ты в гневе забыл, дают о себе знать. Это ты о них забыл, а они все помнят… боль швыряет тебя обратно, багровая пелена накатывает, унося сознание, но ты еще слышишь голос его величества:
— Вы станете делать то, что я скажу, капитан, — вновь переходя на «вы», говорит король. — Станете, потому что я прошу вас об этом… и вместе со мной — ваша третья гвардейская…
«Проклятье, но почему я, опозоренный, должен продолжать жить?! Почему бы просто — напросто не казнить меня?! Я беру всю вину на себя, а меня казнят. Всем хорошо, все счастливы… Зачем я нужен живым?!»
Задыхаясь от слабости и боли, усилием воли ты вырываешься обратно наверх, туда, где можно слышать и понимать. Потому что тебе сейчас очень важно услышать и понять. Всего одно, очень короткое… жизненно, смертельно важное нечто.
— Зачем? — выдыхаешь ты.
И король понимает. Он куда лучший король, чем его покойный брат, потому что сразу понял, о чем ты его спрашиваешь… и ответил сразу. Так, будто долго об этом думал.
Может, и впрямь думал.
— Затем, что, если снова случится война и на нашу землю придут враги, я
Ты замираешь, пораженный. Так вот чего он от тебя хочет! Так вот чего требуют от тебя мертвые!
Быть честью и совестью короля… Взять на себя грехи одного брата и присматривать за вторым. Не просто принять на себя чужое бесчестье, но самому стать этой самой честью. Что ж, у чести и впрямь не может быть какой — то чести и совести, отдельной от нее самой.
— У меня два выхода, капитан, — продолжает его величество. — Обвинить в трусости своего погибшего брата — короля, принесшего нам победу, наш символ, наше знамя! — и тем самым навек опозорить династию и украсть победу у всех наших воинов. Или обвинить во всех смертных грехах вас, принесшего эту победу на самом деле. Объявить, что вы, ослушавшись приказа, погубили лучшую в гвардии роту, и лишь самоотверженное мужество его величества Транерта спасло положение. Можете не сомневаться, какой путь я изберу вне зависимости от того, что выберете вы, капитан. А вот казнить вас — все равно что лучшую шпагу выбросить. Я не разбрасываюсь оружием.
— Ваше величество, вы сказали, что король Транерт — наше знамя, — говоришь ты.
Король кивает. Он уже знает, что ты сейчас скажешь, этот хитрый мальчишка, на которого так неожиданно свалилась королевская власть.
— Знамя должно оставаться незапятнанным, чего бы это ни стоило, — говоришь ты. — Знамя останется незапятнанным. Я согласен.
Лицо короля светлеет.
— Знамя останется незапятнанным, — словно клятву или молитву, повторяет он.
— Будет исполнено, ваше величество! — выдыхаешь ты, и волны жара уносят тебя прочь.
— Храни тебя все Боги, какие только есть, капитан… — тихо — тихо произносит его величество и выходит из твоей палатки.
Двумя неделями позже бывший капитан третьей гвардейской роты, приговоренный к смерти за оскорбление короля и прочую государственную измену, совершает дерзкий побег.
Шпага офицерской чести навсегда ломается над твоей головой.
Графа Лэриса, капитана третьей гвардейской роты его величества, больше нет. Есть уважаемый Верген, учитель фехтования, бывший сержант гвардии, бедный, честный, склонный к философии и пиву, способный бесконечно учить жизни всех желающих, а не желающих слушать его мудрые наставления отловить, зафиксировать понадежнее и тоже учить. А то ведь так и умрут, бедолаги, в грехе неведенья.
Уважаемый Верген — это не просто вымышленное имя. Через четыре дня после побега тебя находит секретная служба его величества. Находит и передает тебе документы и шпагу одного из твоих сержантов. Гвардии сержант Верген… Это он просил прощения, что умирает.
Теперь это — твое имя.
И чем дольше ты живешь, тем больше понимаешь, что не опозорить его имя для тебя важнее, чем свое.
Быть может, потому что сержант Верген ни разу тебя не подвел.
Быть может, потому что ни один из них ни разу тебя не подводил.