Тень Сохатого
Шрифт:
— Они выдвинули более мягкие условия, — сказал Семенов. — Думаю, теперь нам с тобой стоит это дельце хорошенько обмозговать. Как считаешь?
Иван Сергеевич считал, что время для разговора выбрано не совсем подходящее, но он знал по собственному опыту, что из дружеских объятий Семенова не так-то легко вырваться.
— Может, обсудим это завтра утром? — сделал он последнюю попытку. — Я сейчас плохо соображаю. Шампанское ударило в голову. И вообще.
Но Семенов вновь тряхнул головой, явно не принимая в расчет выдвинутый Иваном Сергеевичем
— Завтра — это завтра, — резонно сказал Семенов. — А сегодняшние дела нужно обсуждать сегодня.
И Беглов смирился.
— Ладно, черт с тобой, — со вздохом сказал он. — Даю тебе пять минут. Если не уложишься, пеняй на себя.
Тем временем бармен вновь наполнил стакан Боровского. Несмотря на обилие народа, от гостей не укрылось странное поведение первого олигарха страны. Бизнесмены стали перешептываться, бросая на него косые, быстрые и нарочито рассеянные взгляды. Но Боровский, похоже, не обращал на них никакого внимания. Он был слишком поглощен своими мыслями. И в мыслях этих не было ничего хорошего.
Но вот он вздрогнул и, быстро подняв голову, глянул на вход в банкетный зал. Там появился новый персонаж. Это был Олег Александрович Риневич, давнишний друг Боровского и единственный человек, чьи капиталы журналисты смело сравнивали с состоянием самого Боровского. Риневич присутствовал на торжественной части, но затем вынужден был отъехать по какому-то срочному делу. Начало банкета-фуршета он также пропустил, но проигнорировать банкет полностью Олег Александрович, будучи по натуре сибаритом и бонвиваном, как видно, был не в силах.
Гости, расположившиеся неподалеку от входа в зал, приветствовали Риневича радостными возгласами.
— Ага, Олег Александрович! Не удержались?
— Так и знал, что ты придешь!
— Где шампанское, там и Риневич!
— Добро пожаловать на наш пикник!
Олег Александрович улыбнулся приветствовавшим его бизнесменам, многих из которых он знал еще со времен своей молодости, развел руками и весело ответил:
— Ну, ребята, куда же я без вас!
Проворный официант-разносчик тут же подскочил к нему со своим серебряным подносом. Риневич взял с подноса фужер с шампанским, тут же с кем-то чокнулся «за процветание России», отхлебнул шампанское и, продолжая улыбаться, пробежал взглядом по залу, явно кого-то выискивая. Взгляд Олега Александровича остановился на Боровском, и на щеках его выступил легкий румянец.
Мгновение поколебавшись, он извинился перед своими собеседниками и медленно двинулся к Боровскому, держа в руке фужер с шампанским.
Если бы Риневич обернулся, он бы увидел, каким встревоженным взглядом провожает его Иван Сергеевич Беглов, прижатый к стене толстяком Семеновым, который что-то с жаром ему доказывал. Возможно, этот взгляд остановил бы Риневича или хотя бы задержал его. Но Олег Александрович не обернулся. Он по-прежнему шел к Боровскому; причем румянец
Иван Сергеевич Беглов, интуиции которого мог бы позавидовать самый лучший сыщик, сделал последнюю попытку отстранить от себя Семенова, сказав ему:
— Ну, брат, ты меня совсем придавил. Пойдем-ка с тобой к барной стойке, там и поговорим как следует.
Но толстяк был слишком увлечен изложением своего бизнес-проекта, чтобы обратить внимание на реплику Беглова.
Тем временем Риневич подошел к Боровскому и, остановившись в шаге от него, громко и с улыбкой произнес:
— Геня, здравствуй! А ты почему один? Не нашел себе достойную компанию?
Боровский медленно повернул голову и уставился на Риневича таким взглядом, словно увидел перед собой покойника. На его щеках сквозь смуглость кожи проступила бледность. Красные губы дрогнули. Но Риневич, казалось, не замечал случившейся с другом метаморфозы.
— А где твоя благоверная? — весело продолжил он, окидывая взглядом зал.
— Ее нет, — ответил Боровский тихим и каким-то сиплым голосом.
— Вот как? — поднял белесые брови Риневич. — Никак поссорились? Ну ничего, Геня, не грусти, помиритесь еще. Какие ваши годы. За вас!
Риневич отсалютовал другу фужером с шампанским, затем запрокинул голову и вылил шампанское в рот. Потом достал из кармана платок, промокнул губы и весело посмотрел на Генриха Игоревича.
И тут с Боровским случилась еще одна метаморфоза. Его красивое и упитанное лицо вдруг осунулось, словно он разом, в один миг, похудел килограммов на десять. Бледность, покрывавшая щеки, разлилась по всему лицу. Боровский нахмурил черные брови, отчего поперек его переносицы прорезалась глубокая резкая морщина, и быстрым движением сунул руку во внутренний карман пиджака.
Риневич проследил за его движением и тоже побледнел.
В тот момент, когда Боровский достал руку из кармана, на губах Риневича все еще играла улыбка. Он не перестал улыбаться, даже когда увидел в судорожно сжатых пальцах Боровского маленький блестящий пистолет, направленный дулом прямо ему в живот. Он лишь легонько приподнял брови и спросил с прежней веселостью:
— Пистолет? А это для кого?
— Для тебя, — ответил Боровский. — Сейчас ты умрешь, и я хочу, чтобы ты это осознал.
— Осознал? — удивленно переспросил Риневич. — Осознал что?
— Что сейчас для тебя все кончится, — жестко сказал Боровский. — Это последние секунды твоей жизни.
Риневич посмотрел на пистолет, затем перевел взгляд на Боровского. Улыбка медленно сползла с его лица.
— Но это какое-то безумие, — тихо проговорил он. — Может, нам лучше поговорить?
— Прощай, — холодно сказал ему Боровский и, не сводя с лица Риневича прищуренных злых глаз, трижды нажал на спусковой крючок.