Тень Сохатого
Шрифт:
— Дурное дело нехитрое, — сухо проговорил Турецкий.
Юркин хмыкнул:
— Зря вы так о своем «цехе», Александр Борисович. Сами ведь там работаете.
— Вот именно — работаю, — так же сухо сказал Турецкий. — Ладно, продолжайте.
— Да, собственно, мне больше нечего продолжать. Я вроде бы все рассказал.
Однако Турецкий покачал головой:
— Самое главное забыли. Кто «попросил» вас составить запрос, и сколько он вам за это заплатил?
— А вы любите ставить вопросы ребром, — негромко отозвался Юркин. — Ладно, это ваша работа. Его зовут Соха. Это кличка, но ему нравится, когда его так называют.
— А настоящее его имя вы знаете?
— Конечно. Он ведь не бандит какой-нибудь, а вполне уважаемый член общества, и к тому же — крупный бизнесмен.
Турецкий кивнул:
— Да, знаю. Аркадий Владимирович — так, кажется, его зовут?
— Да, так. Но постойте… — В глазах Юркина промелькнуло смятение и возмущение. — Вы что же?.. Выходит, вы знаете, о ком я говорю?
— Разумеется.
— Значит, вы были в курсе? И вы все это время?.. — Юркин нахмурился. — Черт, а я-то тут перед вами распинался, — пробормотал он.
— Сколько он вам заплатил? — повторил Турецкий свой вопрос.
Юркин махнул рукой:
— Да в том-то и дело, что нисколько. Ну то есть он помог мне погасить кредит на машину и на дачу. Но поверьте — я его об этом не просил. Просто он сказал, что у него много знакомых среди банкиров. И что он может помочь, если я помогу ему. Ну я и согла…
— Детский лепет, — холодно оборвал его Турецкий. — Имейте мужество называть вещи своими именами. Он попросту пообещал вам взятку.
— Взятку чиновнику дают за то, что он идет на должностное нарушение, — возразил Юркин. — Я же ничего не нарушал. Посылать запросы — это было мое депутатское право, и более того — обязанность.
— Взятка — это когда чиновник использует свое служебное положение, чтобы помочь одному человеку и навредить другому за определенную мзду, — резко сказал Турецкий.
— Пусть так, — неожиданно легко согласился Юркин. — Но вы же понимаете, что если вы попытаетесь кому-нибудь рассказать о том, что я вам тут наговорил, — я откажусь от каждого своего слова. От каждого!
Турецкий проигнорировал эту реплику. Он затушил окурок в пепельнице и спросил:
— Вы сказали, что удивились оперативности, с какой начала действовать Генпрокуратура.
Юркин кивнул:
— Ну да. Это не первый мой запрос. Но, в отличие от него, все предыдущие пылились на полках месяцами и годами. Некоторые до сих пор пылятся.
— Значит ли это, что он подкупил не только вас, но и сотрудников Генпрокуратуры?
Юркин посмотрел на Турецкого с сожалением:
— Вы это так говорите, Александр Борисович, словно я доказал вам, что в мире бывают чудеса. Ну, конечно, он не ограничился одним лишь мной. Я играл в этом деле весьма скромную роль. Поэтому, вероятно, и остался за бортом.
— Вы знаете какие-нибудь имена?
Юркин качнул головой:
— Кроме того, которое я вам уже назвал, нет.
— А как он объяснил вам травлю Ласточкина?
Юркин пожал плечами:
— Да никак не объяснял. Разве тут нужно что-то объяснять? Один бизнесмен копает под другого. Простая мышиная возня. И знаете, Александр Борисович, мне ведь все равно, кто из них в данной ситуации прав, а кто нет. Они оба — воры. Пусть сегодня один из них упрятал в тюрьму другого. Но завтра найдется третий, который упрячет его самого. И чем раньше они все отправятся на нары, тем лучше для простых людей. Вот, собственно, и вся моя философия. А теперь разрешите откланяться. У меня сейчас переезд. Сами понимаете — дел невпроворот. Прощайте, Александр Борисович!
— До свидания.
Юркин поднялся со стула, снял с вешалки зонтик, еще раз кивнул Турецкому, повернулся и двинулся к выходу, лавируя между столиками и стульями.
Александр Борисович дождался, пока он выйдет на улицу, достал из кармана маленький диктофон и, нажав на кнопку, остановил запись.
Глава тринадцатая
Исход
За два последних дня Турецкий не меньше пяти раз встретился с директором агентства «Глория» Денисом Грязновым. Встречи эти проходили, как правило, в машине Грязнова. Турецкий отдавал необходимые распоряжения, Денис отчитывался о проделанной работе. Разговоры занимали не больше получаса, после чего Турецкий выбирался из машины, и Денис, махнув ему на прощание рукой, растворялся в воздухе вместе со своей видавшей виды разъездной «бэхой». Их разговоры напоминали диалоги двух бывалых подпольщиков-революционеров. Времени у обоих было в обрез, поэтому понимать друг друга приходилось с полуслова. Благо это не составляло большой проблемы.
В последнюю встречу Денис сказал Турецкому буквально следующее:
— Утром объект встретился с профессором Самойловым. Самойлов работает над теоретическим обоснованием и разработкой новых видов оружия. Разговор проходил за закрытыми дверями.
— Прослушку наладить не удалось?
Денис с сожалением покачал головой:
— Нет. Объект осторожен, как лиса. У него профессиональное чутье. Но мой Филя Агеев был у Самойлова на лекции в техническом университете. Любимое выражение профессора — «Утро покажет, что вечер прошляпил». И еще одно — «Куй железо, пока тепленькое». Это можно использовать.
— Можно, — согласился Турецкий. — Что еще?
— С любовницей все подтвердилось. Правда, запись сделать не удалось. Объект обнаружил «жучок».
— Ясно. Это все?
— Пока да. Очень сложный объект, Александр Борисович. Чутье у него — просто звериное.
— Продолжай работать, Деник. И скажи Филе, чтоб сильно не высовывался.
— Ладно.
На этом разговор был закончен…
Что ни говори, а сделано за два дня было немало, и наконец работа эта стала давать свои — зримые и весомые — результаты. Звонок «агента в бейсболке» стал первым тому подтверждением.
— Александр Борисович, нам нужно срочно встретиться, — сказал агент, и голос его при этом потерял львиную долю своей прежней невозмутимости.
— Надо так надо, — согласился Турецкий. — Где и когда?
— Сегодня вечером, в сквере… — Агент продиктовал, вернее, описал Турецкому местонахождение сквера и расположение скамейки, на которой собирался его ждать.
Александр Борисович согласился, и встреча состоялась в тот же вечер.
«Агент в бейсболке» выглядел не так, как прежде. От его всегдашней оцепенелой невозмутимости не осталось и следа. По подрагивающим на челюсти желвакам, по напряженно прищуренным глазам было видно, что он изо всех сил старается держать себя в руках. Но, несмотря на все усилия, получалось у него плохо. Агент был вне себя от ярости.