Тень стрелы
Шрифт:
Пламя рвалось и билось на сквозняках, потом внезапно утихло. Она шагнула через невидимый порог, зацепив за него носком сапожка, поняла над головой факел.
И увидела.
Она стояла в огромном пещерном зале. Посреди зала возвышались высокие и длинные каменные плиты. Плиты были плотно придвинуты друг к другу, образовывая подобие гигантского каменного стола, занимавшего почти весь подземный зал. Верхняя часть каменного чудовищного стола была вся устлана листами кованого железа. В свете факела железо отсвечивало желтым, и Кате показалось, что это золото или, может, бронза. В кованых листах были просверлены большие отверстия. Они
Ее затрясло. Она крепче сжала в кулаке пучок горящих розог. «Нет, нет, не бойся, Катерина, это, скорей всего, алтарь неведомого тебе божества, это священное капище… забытое, заброшенное, здесь поклоняются какому-нибудь неведомому богу…» Заброшенное святилище?! А свежие пучки розог?! А свежий сандал, так заботливо и аккуратно связанный кожаными бечевочками?!
Она сделала шаг к каменному столу. На краю столешницы лежала большая бронзовая ложка с длинной витой ручкой. От ложки сильно, одуряюще пахло медом, и вся она была выпачкана в чем-то липком, блестевшем в свете факела. Катя, дрожа, взяла ложку в руки. Рассмотрела. Ручка ложки заканчивалась маленьким бронзовым черепом. Катя швырнула ложку обратно на стол, бронза упала на оббитый камень со звоном.
И ей показалось – на этот звон в ответ раздался тихий, сдавленный стон.
Будто тихо простонала женщина.
Спина покрылась ледяным потом. Она еще крепче сжала пук пылающих розог в руке, заставляя себя не трястись, не бояться. Ведь она так обрадовалась этим гольцам! Этой пещере! Этой ночи под каменным кровом, без метели, без волков… Она оторвала глаза от стола и обвела взглядом пространство вокруг себя.
По всем четырем сторонам каменного стола сидели люди.
Она задержала дыхание, подавила крик. Люди не шевелились.
Она всмотрелась в них. Сидят… недвижно…
Они были слишком похожи на живых.
Мумии. Скелеты. Истощенные, высохшие, забальзамированные мертвецы.
Катя, дрожа, огляделась вокруг. Всмотрелась во тьму. Дрожал огонь. Дрожало сердце.
Боже… сколько их тут…
Она видела вокруг себя сидящих, стоящих, воздевших руки, прижавшихся к стене, лежащих вдоль стен мертвых людей. Она видела – это скелеты, и они не должны тронуть ее, потому что они…
«Потому что они неживые», – сказала она сама себе помертвелыми губами. Ноздри ее раздулись. Так вот отчего так пахнет сладким! Трупы… покойники…
Она прижала руку ко рту. Ее чуть не вырвало. На губы попала липкая смолка со взятой ею минуту назад со стола ложки. Она слизнула смолку. Мед! А может, смола неведомого дерева?.. Нет, это настоящий мед… Пахнет медом…
«Пахнет смертью, смертью, слышишь ли ты».
Ей показалось – уже пахнет не приторной сладостью, а ароматами смол и курений. Она уже бредила. Ее глаза скользили по мумиям, ощупывали их. Это все были мужчины – тут не было ни одной женщины. Они все были лысы… или наголо обриты. Голые черепа блестели медью в свете рвущегося факельного огня. Катя, приоткрыв рот, бессильно опустилась на пол от ужаса – и так застыла, не выпуская из руки факел, скрестив ноги, в традиционной позе Будды, сидящего на листе лотоса.
«Тихо, тихо, ты здесь одна, а они все мертвы, сюда никто не придет. Сиди тихо и не шевелись». Она, подавив в себе первый приступ ужаса и отвращения, любопытствуя, разглядывала скелеты. Все мертвецы, и сидящие и стоящие, были туго спеленаты, крепко завернуты в промасленные темные ткани. Полы тырлыка на груди у Кати разошлись в стороны. Сильно запахло сандалом. Эти три запаха – медовый, сандаловый и трупный – смешались, переплелись с запахом обгорелых ветвей факела. Катя задыхалась.
– Господи Боженька наш, Иисусе Христе, спаси и помилуй мя, грешную… помоги выбраться отсюда!..
Она поднесла щепоть к лицу, пытаясь перекреститься. Рука была как чугунная, не повиновалась ей.
Ноги, что ж вы не поднимаете ее с земли, ноги, милые ноги… давайте, ноженьки, шевелитесь скорее, беги, Катерина, беги…
Она сидела на камнях.
Она все еще сидела на камнях.
Мертвецы глядели на нее.
Мертвецы глядели мимо нее и сквозь нее.
Мумия мужчины напротив нее таращилась на нее ледяными, вылезшими из орбит, застылыми глазами. Катя догадалась: эти глаза сделаны из самоцветного камня и искусно вставлены в глазницы, аккуратно всажены в череп. Промасленная ткань плотно обхватывала сухощавую высокую фигуру. Широкоплечий, стройный… красивый, и, судя по чертам курносого скуластого лица, вовсе не монгол… Прошло еще несколько мгновений, прежде чем Катя догадалась, что украшение, висящее у него на высохшей груди поверх промасленной холстины, – не что иное, как воинский погон.
Погон русской армии. Погон подпоручика.
Она резко вдохнула сладкий воздух, закашлялась. Сцепила зубы. Чуть не потеряла сознание. Напрягла мышцы ног, приказывая себе: вставай, вставай!
Вскочила. Чуть не упала. Слишком слабы были колени. Сжимая в кулаке горящие розги, рванулась в сторону, прочь от стола со страшными отверстиями, от этой витой жуткой липкой ложки. Выход! Где выход?! Куда, в какую сторону ей бежать?!
Она метнулась вперед. Наткнулась грудью на что-то твердое, холодное.
– А-а-а-а!
Факел выпал у нее из руки, упал на пол, загас. Она присела на корточки, бормоча молитву, пытаясь отыскать, поднять факел. Пук розог будто сквозь землю провалился. Она вскочила в панике. Сунула руку в карман. Милые, хорошие спички, вы здесь. Ну же, Катька, зажигай огонь! Освещай себе дорогу! Беги! Беги отсюда! Пусть лучше тебя с конем сожрут волки! Чем – тут…
Они бежала, не разбирая дороги. Спички зажигались и гасли в ее руках одна за другой, обжигая ей пальцы. Она кидала черные огарки на камни. Снова чиркала серой о коробку. Тьма взрывалась светом, наваливалась снова удушающей чернотой. Сладкий запах, о, этот сладкий запах… мед на губах… мед смерти…
И вдруг Катя услышала вздох. И вслед за вздохом – легкий стон.
Будто бы вздохнула и простонала сама тьма, измученная созерцанием царства мертвых.
Катя чуть не сошла с ума от страха. Она бежала, наталкиваясь грудью, плечами, локтями на выступы камней, царапая камнями лицо, разбивая кулаки в кровь. Она бежала по коридорам пещеры, и спички летели, и она выдергивала их из коробки наощупь и снова зажигала их, и вдруг они кончились, и Катя сжала, смяла в кулаке пустую коробку. Она бежала, бежала, плача, всхлипывая – и наткнулась, уже в полной темноте, на холодное железо. Железная дверь… с массивными засовами, с висячими замками… О, это не вход… Это не то место, откуда они с Гнедым вошли сюда… Это дверь, дверь, и она заперта… прочь, прочь… обратно… нет, в висячих замках – ни одного ключа… Замки висят… на двери… изнутри?!.. Значит, тот, кто ее закрыл… здесь?!..