Тень убийства
Шрифт:
— Или сто пятьдесят, — добавил сэр Джон. — Если вообще была. Вам понадобится целая армия знатоков старины, Толбот. А у вас есть лишь телефонное сообщение…
— Хорошо, сэр. Ладно. Согласимся. Я расспрашивал слуг, просматривал архивы, ничего не нашел. Допустим, улица поменяла название сто пятьдесят лет назад. Разве не вполне естественно для этого самого Джека Кетча называть улицу так, как она называлась в восемнадцатом веке? Ведь он сам жил в восемнадцатом веке…
— В семнадцатом, — поправил Банколен. — Знаете, я хорошо знаком с подобной литературой. Служивший в Тайберне палач всегда носил псевдоним Джек Кетч, в честь некоего Ричарда Джекетта, которому в 1678 году принадлежало поместье Тайберн.
— Больше того, — настойчиво продолжал Толбот, — по телефону было сказано, будто некто повешен на виселице на Гиблой улице. Надо искать старые улицы, где некогда стояли виселицы. Скажем, сам Тайберн, начало Эджверроуд, не так ли?
— Черт побери, старина, — раздраженно бросил сэр Джон, — неужели вы думаете, что он висит на Триумфальной арке?
— Я ничего не думаю, сэр! А происшествие с мистером Доллингсом, о котором я слышал? Он видел зловещую тень виселицы, и только сумасшедший подумал бы, будто какие-то праздные люди забавляются в час ночи виселицами по всему Лондону. Мистер Доллингс действительно ее видел. А раз он провожал домой мадемуазель Лаверн, это определенно случилось совсем неподалеку от Маунт-стрит. По крайней мере, в том районе. Тем больше оснований считать это правдой, ибо господин аль-Мульк направлялся именно туда.
Толбот, явно озадаченный собственным красноречием, откинулся на спинку стула, скрестив руки. Пока он говорил, я не спускал глаз с Банколена и мог поклясться, что на его губах мелькала слабая улыбка.
— Браво, инспектор! — пробормотал он. — Боюсь, вы упустили одну мелочь, но, если я вам сейчас на нее укажу, мы еще глубже утонем в густой черной каше.
Сэр Джон задумчиво смотрел на Толбота. Потом его тонкие губы смягчились в улыбке, вокруг глаз образовались веселые морщинки.
— Поздравляю вас, Толбот, — насмешливо молвил он. — Вы с поразительным послушанием следуете путем, указанным Банколеном. Суперинтендент Мейсон будет очень доволен. И академики из Скотленд-Ярда. Нас высмеют все лондонские газеты.
— Ничего не поделаешь, сэр. Это наш единственный шанс. И еще одно: я кое-что разузнал о докторе Пилгриме, проживающем в этом клубе. Он слывет одним из лучших знатоков старого Лондона. Может быть, он нам немного поможет?
— Мысль неплохая, — одобрил Банколен. — Мне, пожалуй, было бы интересно познакомиться с джентльменом, о котором нам рассказывал Джефф. Что вам о нем известно, сэр Джон?
— О Пилгриме? — тряхнул головой сэр Джон. — Не много. Только то, что я вчера вам рассказывал. Кажется, несколько не от мира сего… Одна его книга наделала шуму несколько лет назад. Его прозвали «детективом-историком».
— Детективом-историком?
— Да. Он взял несколько громких исторических дел об убийстве, так и не получивших убедительного объяснения, рассмотрел их в свете вещественных доказательств, представив в виде современных судебных протоколов. Некоторые результаты, весьма увлекательные, обвиняли давно умерших людей. Кажется, за это его чуть не выгнали из какого-то исторического общества…
— Мне известен, — пробормотал Банколен, — блистательный исторический принцип, согласно которому все интересное либо не имеет значения, либо ошибочно. То, что нам рассказывают о жизни средневековой Англии, списано, на мой взгляд, с современной английской жизни, с одной длинной речи в палате общин… Ну ладно. Пойдемте поговорим с камердинером аль-Мулька.
Когда мы вошли, Жуайе грел руки у камина в гостиной. Это был очень плотный низкорослый мужчина с красным лицом с тяжелыми брылами. На большой голове наискосок зачесаны редкие пряди в виде модного чуба. Масса морщин вокруг изумленно вытаращенных голубых глаз. Под картофельным носом немыслимые усы с затейливо и потешно загнутыми кончиками. С первого взгляда в глаза бросились живот, цепочка от часов и хриплая одышка.
— Ах, месье! — вскричал он утробным голосом, выпучивая глаза, пыхтя от волнения, шевеля усами. — Плёхо дело, а? Йя только што пр-риехал из Пар-рижа! — Внезапно раскланялся, как в менуэте, сделав широкий жест. — Плёхо говору по-англиски… Ви видите?
— Говорите по-французски, — предложил Банколен на своем родном языке.
Живот Жуайе энергично заколыхался, он звучно закудахтал, лицо просияло, заиграло морщинками.
— Хорошо, отлично, месье. Хочу говорить и никак не могу. А? Но… — Он помрачнел, потом быстро, взволнованно затараторил: — Вчера вечером я получил телеграмму с приказом вернуться…
— Что он говорит? — спросил Толбот.
— Вы послали ему телеграмму с приказом вернуться?
Толбот, с отвращением поглядев на француза, кивнул. Выразительные голубые глаза Жуайе враждебно сверкнули.
— Адрес узнал у Грэффина, — объяснил инспектор.
Жуайе готов был взорваться.
— Жена мне говорит, — растолковывал он, — Марсель, ты же в отпуск приехал, покуривай трубку, гуляй в саду… Видели бы вы мой сад, прекрасные цветы, как на первоклассных похоронах. Летом, конечно. Но я говорю, нет, сейчас же еду в Лондон!
Нас несколько озадачила энергичность камердинера, убедительно наивное поведение. Неудивительно, что служители клуба с трудом имели с ним дело. Было в нем что-то общее с Наполеоном; мы явно столкнулись с французским слугой-демократом, лучшим в мире другом. Поэтому Банколен предложил:
— Не желаете ли сигару?
Сэр Джон вытаращил глаза, но промолчал. Банколен сам взял сигару, не успел неуверенно поднести к губам, как Жуайе зажег спичку, пристально на него глядя.
— Раскуривать сигару — искусство, — болтал он, старательно манипулируя спичкой, — огонь должен вовремя вспыхнуть, вот так вот, месье! — И сразу задул его. — Дальше что, месье?
— Дальше вот что, Жуайе. Вам известно о случившемся?
— Догадываюсь, месье, из услышанного и прочитанного в утренних газетах. Значит, правда? Чего он боялся?
— Вы знаете?
— О да, месье, много.
Банколен быстро переводил его слова Толботу. Мы все неотрывно смотрели на Жуайе. Он все знал, в отличие от Грэффина. Банколен указал ему на кресло; беседу постоянно прерывал перевод для Толбота каждого вопроса и ответа. Жуайе попыхивал сигарой в пухлых губах, смахивая на сосущего леденец ребенка, в паузах хлопал по ручке кресла огромной ладонью.
— Надо вам сказать, месье, несколько месяцев тому назад господина аль-Мулька начал кто-то… преследовать. Очень часто — каждый месяц, каждую неделю, каждые несколько дней — по почте приходили посылки, или их самолично кто-то доставлял. Понимаете?