Тень воина
Шрифт:
Патрикий откинулся к стене и блаженно закрыл глаза. Он улыбался прошлому, не желая видеть настоящее. Гаврила и Марк молчали. Патрикий тоже молчал. Свет падал на него сверху, тенями прорисовывая изможденное лицо.
– Никакая шутка не стоит свободы, - сказал, наконец, Гаврила.
– Или у вас тут по-другому все?
Патрикий дернул головой и потускнел, словно луна, прикрытая облаком.
– Конечно, ты прав… - наконец отозвался он. Только что живой голос теперь наполняла тоска.
– Но что остается
Марку показалось, что он ослышался.
– От огорчения? Не от раскаяния?
Почти против воли Патрикий рассмеялся.
– Что ж раскаиваться? Шутка получилась уж больно славная…
Память перенесла его в прошлое, он снова ожил. Рассказать другим о своем успехе, значит заново пережить его. Лицо перекосило в злой улыбке. Гаврила понял, что сейчас что-то услышит, и пододвинулся поближе.
– Был у меня враг при Императорском дворе… Перетрий Митрофади. Все силой своей гордился, мужественностью. Бороду не брил, не мылся, не завивался. Все вопросы хотел мечом, силой решить…
Узник засмеялся, и звон цепей причудливо переплелся со злым смехом.
– Не понимал, чурбан дубовый, что чтоб при Императорском дворе удержаться мало прямоты, силы и мужества. Ум еще нужен, коварство и осмотрительность…
Враг Императора прикрыл глаза, вспоминая мгновения непонятной Гавриле радости. Лицо осветилось внутренним светом.
– Пришлось показать Императору, что неправильный это путь, что ошибся его любимчик.
Он засмеялся легко и весело, словно чудом каким-то перенесся в то самое время.
– Мои люди поймали Перетрия и три месяца мыли, выщипывали волосы, умащивали благовониями.
Он наклонился к Гавриле и по-заговорщицки прошептал:
– Оказывается, что горячая вода, мыло и благовония обладают волшебной силой менять внешность человека!
Марк сунул голову поближе и услышал.
– Император искал его по всей стране, и когда я три месяца спустя, объявил, что нашел пропажу, то он примчался в мой загородный дом, где я и держал Перетрия.
Лицо Патрикия задергалось от сдерживаемого смеха.
– Я нарядил своего врага в женскую одежду и Император при всей его проницательности не смог узнать Перетрия среди моих танцовщиц, прыгавших вокруг него и кричавших "Я Перетрий! Я Перетрий!"… Ему пришлось раздеться, чтоб показать Императору…
Не в силах удержаться он расхохотался, и в этом смехе не было ни капли злобы. Только радость. Когда он отсмеялся, Гаврила спросил:
– А потом, что было?
Узник вздохнул, обвел взглядом темницу.
– А потом было это…
Глава 23
Про
Он честно хмурил брови, копаясь в памяти, но так ничего там и не выкопал. Попытался он, было рассказать о замке волшебника, имя которого Гаврила тут же забыл, осталось от него только ощущение чего-то разбивающегося вдребезги, но Масленников мрачно поблагодарил его, и чтоб не испытывать судьбу отошел подальше.
– Говорил я тебе, - начал Марк.
– Ничего, не треснул, - оборвал его Гаврила.
– Когда еще с таким человеком посидеть придется… А не спросишь - так и не узнаешь ничего. Мне теперь своим умом жить…
– Ну даже если б и сказал бы он тебе про твой замок… Дальше-то что? Все равно нужно сперва отсюда выбраться. Знаешь как?
– А ты?
– Пока ты его сказки слушал - я думал. Да и есть у меня кое-что в запасе.
Он пальцем поманил Гаврилу к себе, но тот не наклонился. Тогда купец сам припал к его уху и зашептал.
– Есть у нас путь на волю! Есть! Имеется у меня корешок один волшебный. Чуть пожуешь его, да проглотишь - так силы вдесятеро прибавляется.
Он потер руки, улыбнулся. Гаврила только плечами пожал.
– Я его тебе дам, - продолжил купец, заглядывая в Гавриловы глаза, - а ты всю стражу перебьешь, нас освободишь. Потом из города или к морю…
До Митриданова обмана не спросил бы ничего Гаврила, просто поверил бы, а тут…
– А сам что?
– остановил его Масленников.
– Сам бы и перебил…
Он пальцем оттянул губу у купца, разглядывая крепкие зубы.
– Или зубов нет, корешок разжевать?
– Боюсь… - откровенно сказал Марк.
– Я слабый. Меня такая сила надвое разорвет…
Он снизу ткнул Гаврилу пальцем в живот и тот, ойкнув, отдернул руку от купеческого лица.
– А ты вон какой здоровый… - продолжил Марк, как ни в чем не бывало тем же просительным тоном.
Гаврил не согласился, но и не отказался. Он отвернулся к стене.
– До утра подумаю, а там видно будет.
– Утором ты только цепь увидишь, - грустно сказал купец в Гаврилову спину.
– И вообще… С корешками своими я и от нового хозяина убегу, а ты… Смотри…
Купец оказался прав. Утро началось с цепного звона.
Пленников будили хлыстами и тут же, на походных жаровнях, заковывали в ручные кандалы. К вони, пропитавший воздух, добавились новые запахи - пахло горелым волосом, паленой кожей. Патрикий Самовратский смотрел на эту суету со спокойствием человека, хорошо понимавшего, что это его не касается и что в их положении всякая перемена - это перемена к лучшему. Изменение давало этим людям надежду, которой у него уже не было.