Тень
Шрифт:
Кристофер приблизился к новым могилам. Среди них было много детских, с игрушками, красивыми ракушками, мишками, камешками в форме сердца. И горящими свечами.
Бесконечно любимый.
Слова повторяются вновь и вновь. Родительская скорбь. Беспредельная забота, с которой эти люди ухаживают за могилами своих детей. Мысль о собственных родителях. Как же глубоко должно было быть их отчаяние и боль, чтобы они решились отказаться от своего ребенка?
Порыв холодного ветра поднял сухие литья, развеяв их по кладбищу. Кристофер застегнул воротник спортивной куртки и решил, что пора возвращаться. Дома разогрел в микроволновке вегетарианскую лазанью, поставив тарелку рядом с клавиатурой, расположился перед компьютерным экраном и начал поиск. Пути назад нет, дверь открыта, и он не простит себе, если упустит шанс войти.
Начал он с Торгни Веннберга.
Триста
Кристофер пробежал глазами текст.
Торгни Веннберг родился в местечке Финспонг, лен Эстеръётланд. Его отец был рабочим-металлургом. Овладев этой профессией, Торгни в четырнадцать лет начал свой трудовой путь. Первые рассказы он написал еще в юности. Опубликованный в 1951 году роман «Это пройдет» стал его дебютом. Год спустя Торгни Веннберг переехал в Стокгольм. Наибольшую известность ему принес цикл романов о жизни эстеръётландских рабочих-металлургов, а вершиной творчества считается роман «Не погаси огонь», увидевший свет в 1961 году. Веннберг также написал ряд пьес для театра и радио. Романом «Больно сначала» пролетарский период его творчества завершается, более поздние произведения можно охарактеризовать скорее как семейные романы. В последнем романе «Ветер шепчет твое имя» (1975) описывается гибель мужчины от несчастной любви. В общей сложности Веннберг издал 12 книг прозы и 8 пьес.
Кристофер распечатал страницу. Затем ввел имя в поисковик адресов и получил один результат — некий Торгни Веннберг проживал на улице Хантверкаргатан. Кристофер переписал номер телефона, после чего вернулся на главную страницу Гугла и забил в поисковую строку имя Акселя Рагнерфельдта. Один миллион двести тридцать упоминаний. Он листал страницы, что-то читая, что-то нет, многое он знал. Книги Рагнерфельдта он прочитал все. Часть в школе, остальные по собственному желанию. Добавил в поисковой строке «+ Герда Персон» — и не получил ни одного ответа. Удалил Акселя Рагнерфельдта, и запрос о Герде Персон дал двести пять результатов. Однако неясно, какие из них касались той Герды, которую искал он. Весь следующий час он читал об Акселе Рагнерфельдте — в основном издательские сайты со всего мира, школьные сочинения, исследовательские статьи. О личной жизни почти ничего. Его жена Алиса Рагнерфельдт тоже была писательницей. Кристофер пробежал глазами статью о ее творчестве. Последняя книга издана в 1958 году, но сама Алиса Рагнерфельдт, судя по всему, жива. Много ссылок касались деятельности фонда имени Акселя Рагнерфельдта, и Кристофер читал о детских домах в Чили и африканских передвижных клиниках. Образцовое воплощение в жизнь идей лауреата.
Еда успела остыть, и он оторвался от компьютера, чтобы еще раз разогреть ее. Вышел в кухню, поставил тарелку в микроволновку. Доел, стоя над раковиной, помыл посуду и поставил ее в сушильный шкаф. Интересно, Аксель Рагнерфельдт будет на похоронах? Может, ему доведется увидеть живую легенду? Еспер позеленеет от зависти. В какой-то момент он подумал, не позвать ли Еспера с собой, но тут же отбросил эту идею. Пусть это первые похороны в его жизни, и случай безусловно особенный, но лучше пережить испытание в одиночестве. Тем более к одиночеству ему не привыкать. Иначе придется преодолеть барьер стыда, рассказать Есперу правду. И пережить унижение, которое еще больше увеличит пропасть, возникшую между ними после успеха Еспера. И тогда превосходство Еспера станет неоспоримым.
Потому что его родители от него не отказались.
Кристофер вернулся к компьютеру. Ян-Эрик Рагнерфельдт — семьсот шестьдесят восемь результатов. В основном анонсы выступлений: «Ян-Эрик Рагнерфельдт рассказывает о своем знаменитом отце и его творчестве». Ближайшая встреча с читателями состоится в семь часов послезавтра в театре города Вестероса. Откинувшись на спинку стула, Кристофер перечитал информацию. Вестерос. Это недалеко. С глазу на глаз говорить проще, чем по телефону. Он посмотрел в темное окно. Отложить вопросы до похорон — на такое у него сил не хватит. Лучше попытаться выяснить ситуацию заранее, подготовиться. Чтобы чувства не вышли из-под контроля.
Он принял решение и заказал по Интернету билет на поезд.
Еще один — и он идет домой. Давно пора, но он никак не мог уговорить себя встать. И не позвонил, не предупредил, что задерживается, хотя сигналы в кармане раздавались не раз. В другом
— Почему ты это сделала? Как, черт возьми, ты могла оставить меня одного?
— Ты же уехал. Мы даже не знали, где ты. Это ты меня бросил.
Барменша протянула ему виски. Посмотрела с презрением, хотя, может, ему это только показалось. Может, в ее взгляде отразились его собственные мысли. Он слишком много выпил. В ушах шумело, контуры окружающих предметов периодически расплывались, потом снова возвращались в первоначальное положение. Он попросил стакан воды, язык заплетался.
Между ними никогда не возникали обычные для братьев и сестер ссоры. Для ссор попросту не было места. Брату и сестре приходилось держать оборону против непредсказуемого поведения родителей — вечно развернутого к ним спиной Акселя и Алисы, которая то злилась на детей, то требовала от них такой любви, на которую они были не способны.
Ян-Эрик не понимал, как матери удавалось все эти годы хранить тайну самоубийства Анники. Как она не проговорилась. Ничего не сказала, когда примерно через полгода после случившегося сын вернулся из США. Когда, стремясь к самостоятельности, он снял однокомнатную квартиру без удобств в Старом городе, а мать то и дело появлялась в его убежище, неизменно вызывая его неудовольствие. То пьяная, то трезвая. Но вечно требующая проявлений сыновней преданности. Она выплескивала Яну-Эрику свои обиды на Акселя, пыталась превратить сына в союзника. А он ненавидел ее слезы, мечтал, чтобы его оставили в покое, хотел оборвать все связи и начать жить своей жизнью. Впрочем, если честно, почти ничего для этого не делал. И от денег, которые мать ему протягивала, не отказывался, потому что ночь в «Александре», «Атлантике» и прочих модных клубах стоила весьма прилично. Но он вращался в правильных кругах, а там всегда находился кто-то, кто мог за него заплатить. К тому же его имя обладало удивительной способностью притягивать новые знакомства. Двери открывались, очереди исчезали, он априори считался исключительной личностью. Ведь не у каждого отец получил Нобелевскую премию по литературе.
— Мы закрываемся.
У него не было сил поднять голову, но он видел перед собой руку, вытирающую барную стойку голубой тряпкой. Сжав стакан с виски, он поднес его ко рту, проглотил и тут же почувствовал сильную тошноту. Спустившись с барного стула, он изо всех сил пытался сдержать позывы, но удавалось это плохо. Ничего не видя перед собой, он устремился к выходу и успел пробежать метров десять, прежде чем содержимое желудка оказалось на тротуаре. Он стоял, наклонившись вперед и держа руки на коленях. И видел сквозь слезы, что наблевал себе на туфли. В таком состоянии возвращаться домой нельзя, нужно побыть на улице, чтобы немного протрезветь. Хотя больше всего ему хотелось побыстрее лечь и уснуть. Проспать столько, сколько понадобится, чтобы избавиться от своего теперешнего состояния.
Ночной город казался другим. Все, что скрывалось за дневной толчеей, ночью становилось зримым. Ян-Эрик бесцельно бродил по Эстермальму. Встретил компанию молодежи, направляющуюся к Стуреплан в поисках развлечений. Потом заметил ночного путника средних лет, который к середине жизни вдруг понял, что все доселе обретенное его не устраивает, и отправился на новые поиски. Видел бездомных — тех, что бредут, куда глаза глядят, со своими мешками, надеясь лишь на чудо или смерть.
Он долго ходил по улицам, замерз, во рту пересохло. Но только когда земля перестала покачиваться под ногами, а голова начала побаливать, он рискнул направиться домой. В подъезде выбросил в мусоропровод туфли и пошел по лестнице в носках — в такое время вряд ли можно опасаться встречи с соседями. Стараясь действовать как можно тише, он вставил ключ в замок и повернул его. Немного постоял, выжидая. Часы показывали без четверти три. Похоже, ему повезло, Луиза спит. Ян-Эрик осторожно опустил вниз ручку двери и заглянул в квартиру. Горела только маленькая лампа на столике в гостиной, остальной свет был погашен. Сняв верхнюю одежду, он пошел прямиком в ванную, где тут же припал к крану, утоляя разыгравшуюся жажду. Бросил всю одежду в корзину для белья и встал под душ. Тошнота отступила. Ее сменило сильное отвращение. Надо было сразу вернуться домой. Зачем он сидел в этом баре? Луиза обязательно спросит, где он был, почему не позвонил, но он не станет ей ничего рассказывать. Ей незачем знать, что его сестра повесилась, а родители все эти годы лгали. Что жена в глубине души думает о его семье, он хорошо знал. И подливать масла в огонь не собирался.