Тень

Альвтеген Карин

На одном «берегу» реки она нарисовала четырехугольник.

— Здесь живет Пер, он любит Эву, которая живет через реку, и Эва тоже его любит. Однажды Пер тяжело заболел. Он позвонил Эве и попросил ее прийти на помощь. Объяснил, что дело серьезное, и умолял поторопиться.

Но у Эвы нет лодки, и она бежит к Эрику, который живет на том же берегу и у которого лодка есть. Эва объясняет Эрику ситуацию и просит одолжить лодку, чтобы поехать к Перу.

Аксель с интересом следил за ее речью и за маленькой картой на салфетке.

— Но Эрик не захотел перевозить Эву безвозмездно.

И сказал, что поможет, только если она сначала отдастся ему.

Аксель поднял взгляд, посмотрел на лицо Халины и стал следить за движениями ее губ.

— Эва, разумеется, в страшном огорчении идет к Улофу, который живет здесь…

Аксель заставил себя посмотреть на салфетку, на которой между домами Эвы и Эрика появился новый четырехугольник.

— …и рассказывает ему о том, что предложил Эрик. Она просит Улофа пойти вместе с ней к Эрику и попытаться переубедить его. Но Улоф отказывается вмешиваться и просит ее уйти. Эва не видит другого выхода, кроме как согласиться переспать с Эриком, хотя он стар и непривлекателен. Она идет к нему и делает это. А потом он перевозит ее через реку.

Вернувшийся Торгни наклонился вперед и посмотрел на салфетку.

— А, ты опять про это?

— Уходи, не мешай.

Халина отмахнулась от него, он вздохнул и, слегка пошатываясь, ушел.

Халина продолжала рисовать на салфетке. Акселю хотелось смотреть на нее, а не на ее рисунки.

— Это сюжет книги, которую вы пишете?

— Нет, это моральная дилемма. Я хочу, чтобы вы определили свое отношение к ней. Итак, Эва наконец приходит к больному жениху и рассказывает о том, что ей пришлось сделать. Пер приходит в ярость из-за того, что Эва переспала с Эриком, и выгоняет ее. С разбитым сердцем Эва идет к Свену и рассказывает ему все: как ей пришлось переспать с Эриком, чтобы помочь Перу, и как Пер ее выгнал. В страшной ярости Свен отправляется к Перу, намереваясь проучить его хорошенько.

Халина подняла глаза:

— Вы следите?

— Да, и я уже понял, что жителей этой деревни связывают теплые, добрососедские отношения.

Халина отложила ручку, закурила новую сигарету и выпустила дым.

— Я хочу узнать, кто из них больше всех не прав. Оцените их действия по пятибальной шкале, от самой малой до самой серьезной вины.

— Я должен их рассудить?

— Судить никого не надо. Просто скажите, как вы думаете. Эта тема должна быть вам интересна, разве нет?

— Я по большей части стараюсь задавать интересные вопросы, а не отвечать на них.

— Но в любом случае у вас должно быть свое мнение. Так что испытайте собственное лекарство на себе.

Он притянул к себе салфетку и посмотрел на рисунок. Она даже крокодильчика изобразила. На берегу рядом с домом Эрика. Он поднял взгляд и разглядел очертания ее сосков под туникой.

— А как вы сами считаете?

Откинувшись назад, она посмотрела на него. Вдруг раздался громкий смех Торгни, и оба собеседника посмотрели в ту сторону. Торгни сидел на диване, держа в одной руке бокал, в другой бутылку.

Халина затянулась сигаретой.

— Для меня здесь все ясно.

— И кто же?

— Улоф.

— Улоф?

Она

кивнула.

— Но он единственный ничего не сделал.

— Вот именно поэтому.

На миг ему вспомнились первые годы жизни с Алисой. Несмолкаемые разговоры, которые помогали писать.

Диалоги, на смену которым пришло молчание. Аксель посмотрел на Торгни. Тот, закрыв глаза, развалился на диване. Аксель удивился: неужели какой-то Торгни способен разбудить его ревность? Но это была именно ревность. И мучительная зависть. Женщина, с которой можно говорить.

— Мне было девять, когда закончилась война, и меня освободили из Треблинки.

Она протянула руку и показала вытатуированные цифры.

— Маму застрелили, как только она вышла из поезда. А нам с сестрой удалось прожить за колючей проволокой три года. Она умерла от истощения в самом конце войны.

Аксель не знал, что сказать.

— Мне трудно найти слова. Кроме, разумеется, слов соболезнования.

— Спасибо.

Какое-то время они оба молчали. Халина потушила сигарету.

Вечер был в самом разгаре.

— Зло, которое я видела в лагере, понять нельзя. Невозможно осознать, что люди могут так себя вести, что такое вообще может происходить. Но я знаю одно — многие из тех, кто работал в лагере, верили, что они делают доброе дело, и не считали себя злодеями.

Они полагались на свои убеждения и думали, что тем, кто принимает решения и отдает приказы, известна высшая истина. Но кто определяет, где добро, а где зло? И с какой стороны надо смотреть, чтобы увидеть правду?

Аксель наполнил бокалы вином.

— Может, для этого нужно попытаться увидеть происходящее глазами своего противника?

Халина усмехнулась.

— А вы думаете, люди на это способны? Если бы это было так, мир был бы другим.

— Вопрос был о том, кто из персонажей вашей истории больше виноват.

Халина подняла было бокал, но вернула его на место, так и не отпив.

— Мне кажется, что самую большую опасность для общества представляют люди, которые перекладывают свою ответственность на других и перестают думать и действовать сами.

Взяв салфетку, она обвела кружком дом Улофа. И несколько раз перечеркнула его крест-накрест.

— Каждый, кто знает, что происходит, считает, что это неправильно, и все равно ничего не предпринимает, — разве он не вершит зло? К примеру, вы в Швеции из страха за собственную шкуру пропустили немцев и даже кормили их солдат в пути. А ваш король писал письма Гитлеру, поздравляя его с победами на Восточном фронте. И все ваши банки и компании продолжали совершать сделки с нацистами и заработали огромные деньги, так за это и не ответив. Разве это не зло? Взять хоть «Эншильда банкен», который, как известно, скупил ценные бумаги, украденные нацистами у голландских евреев. В сорок первом году его исполнительного директора даже представили к ордену за заслуги перед немецким орлом. А эта награда была учреждена самим Гитлером, и давали ее только тем, кто оказал Третьему рейху особо выдающиеся услуги. Как вы думаете, скольких клиентов банка сейчас тревожит этот факт?