Тень
Шрифт:
— Отец! — вскочил Константин. — Откуда ты, отец?!
Обнялись.
— Молодец, что приехал! Откуда знал, что я здесь? У Филимоновых был?
Он все еще сжимал Николая Васильевича, потом опустил руки и повернулся к товарищам:
— Знакомьтесь, господа, мой отец, Олин Николай Васильевич.
— Очень приятно! — офицеры, такие же молодые, как и сын, поднялись за своими столами, поклонились. Потом переглянулись, и один сказал:
— Мы, Костенька, в трактир сходим, проголодались что-то, может, вам чего захватить?
— А? Чего?
И после того как товарищи вышли, усадил отца на стул, смахнув на пол лежавшие на нем бумаги, уселся против.
— Дома как? Мама как, Саша, здоровы ли?
— Да все, слава богу, здоровы. А ты что молчал сам-то? Мы уж и не чаяли, жив ли, нет! Я Ермила-то едва не зашиб, когда сказал он, что сбежал ты. А ты вон, под самым носом, в Перми, при штабе, а молчишь! Нехорошо! Мать-то вся извелась.
— Перед матерью виноват... Но после того не мог писать. А Ермила твоего, если встречу где, или из людей его кого, убью! — твердо проговорил Константин. — Как собак убью, так и знай, пусть лучше меня хоронятся!
Олин поднял глаза на сына. Лицо у того напряглось, опало. Снова непреклонность и воля железом звенели в голосе, что больше всего любил в сыне купец и чего больше всего боялся, — с детства своевольным рос старший, ничто его не могло остановить, уж коли решил.
— Ну что ты, Костя, — сказал, — война же...
— Какая война?! — еще больше подобрался тот. — На германской была война, здесь вот война, а там...
Стиснул руки, смотрел на отца в упор.
— Ты же знаешь, я не трус, насмотрелся... От смерти не прятался. За год подпоручиком стал, два креста получил! И здесь вот, — обвел глазами комнату, — не засижусь, на фронт пойду! А Ермила не прощу!
— Ну да ладно, ладно, — начал успокаивать его отец, даже ладонью своей большой по рукаву френча погладил. — Да и нет сейчас Ермила-то. Пропал он куда-то.
И, уводя разговор в сторону, спросил:
— А здесь ты как оказался, при штабе?
— Случайно. Добрался тогда до Екатеринбурга, а там Володьку Климова встретил, мы с ним полтора года в одном батальоне были, вот и устроил.
— И кем ты тут?
— В редакции, отец. Вспомнил он, что стишки я писал, сказал начальству. Но это временно, обещают взвод дать.
— С генералом знаком?
— Ну что ты, отец! Я ему, конечно, представлялся, но таких, как я, тут... какое знакомство!
— Жалко!
— А ты что, хотел к нему?
— Неплохо, коли бы ты мне помог.
— Бесполезно, отец. Он цивильных почти не принимает, особенно купцов.
— Чем это ему купцы не угодили? Денежки наши берет, не брезгует, а принимать не желает?
— Да не в том дело! Брезгует... К нему, знаешь, сколько ходит? Все ведь пострадавшие, все капиталов лишились, вот и просят.
— Я не за тем.
— А за чем же? — Константин опять напрягся и внимательно посмотрел на отца. — Ты что, из-за Кутая сюда приехал? — догадался наконец. — Не надо, брось ты все это, отец!
— Бросить? Золото?! Нет, сынок! Золото — наша последняя надежда. А не то будешь всю жизнь в редакциях штаны протирать. И ты, и Сашенька.
— Ты все равно к нему не попадешь!
— А ты сходи-ка, узнай у адъютантика, может, и примет генерал, писали ему, должен принять.
— Что, прямо сейчас?
— Прямо сейчас, Костенька, зачем же откладывать.
Сын вернулся минут через пять. Посмотрел на отца долгим внимательным взглядом и произнес:
— Тебя и правда примут. Пойдем. Только зря ты все это затеял.
Гайда сидел в просторном светлом кабинете за необъятным столом. Привстав с кресла, рукой указал на стул, стоявший у другого края стола:
— Прошу, господин Олин. Я могу уделить вам десять минут. Изложите ваше дело кратко.
Говорил резко, с заметным акцентом. Одет броско — в черный серебром расшитый кавказский костюм с газырями и золотыми генеральскими погонами, крестами, бантами и какими-то шевронами на рукаве. Рядом со столом вешалка, а на ней белая щегольская бурка, башлык, сабля то ли в золоченых, то ли в золотых ножнах.
«У, коновал, — мелькнуло у купца, — правду говорят, клоун клоуном, из грязи да в князи, покороче тебе... перебьешься!»
Но вслух сказал:
— Хорошо, понял. В Чердынском уезде на притоке Вишеры, на реке Кутае, мой прадед Олин Поликарп Филатьевич лет семьдесят назад нашел золото. Начал разрабатывать, но жила залегла хитро, и несколько лет он только подбирался к ней, а когда наконец нашел, был убит. Где жила выходит, знал только сам, после его смерти много раз пытались ее найти, но не могли. В войну этим занимался и я. Саму жилу мне найти тоже не посчастливилось, большевики помешали, но я был где-то близко, за два месяца работы летом прошлого года мои люди намыли 70 унций золота.
— Это кое-что... Чего хотите от нас?
— До революции эти земли я столбил, но сейчас ни председатель управы, ни комиссар не знают, как оформлять. Направили к вам. Кроме того, если, конечно, можно, я хотел бы получить кредиты. Обеспечить могу пушниной и недвижимостью. Раньше у меня здесь была крупная торговля мехами и дичью, многое, конечно, пропало, но кое-что мне все же сохранить удалось.
— Все?
— Еще одна просьба. Нельзя ли найти на помощь горного инженера месяца на два. Золотоносный район мы в целом определили, а в детальном поиске нужна помощь.
— Горный инженер не проблема. Вы серьезно верите в золото? Может, все это пустые предания?
Олин достал из кармана кожаный портсигар, раскрыл его и вытряхнул на сукно самородок. Гайда поднял и повертел перед глазами.
— Сами нашли?
— Да, — соврал Олин.
Генерал положил золото на стол, встал, прошелся по кабинету, подошел к окну и с минуту сквозь замерзшее стекло смотрел на улицу.
— Я один не могу решить все ваши дела. Необходимо связаться с Верховным. Оставьте адрес у адъютанта, вам сообщат о решении.