Теневая лампа. Книга четвертая
Шрифт:
Рисунок пятна был четким и слишком точным, чтобы оказаться результатом простой случайности. Тем не менее, в угасающем дневном свете, узор, точно повторявший рисунок на стене пещеры, и другой, на стене гробницы Анена, и третий на коже Артура Флиндерса-Питри у Колодца Душ, остался незамеченным и неузнанным.
Кит просто встряхнул носовой платок и протянул его Касс, а она сунула его за манжету блузки. Затем, совершенно не подозревая о явленном им секрете, Кит спрятал в карман испорченную теневую лампу и пузырек с редкоземельными элементами, и оба вышли из аптеки. Увы. Открытия величайшей важности не
Рыночная площадь быстро пустела. На город спускались сумерки, в окнах зажигались свечи и камины. Серебристый дым шел из труб, во множестве торчавших на крышах. Пахло осенью. На полпути к кофейне они встретили Вильгельмину.
— О, а я как раз вами.
— Ты видела Джанни?
— Да, он сказал, что пока не понял, с чем имеет дело.
— Он хочет отвезти образец в Рим для исследований, — сказал ей Кит.
— Ну что же, неплохая идея. — В это время зазвонили церковные колокола. Мина остановилась послушать.
— Что это за церковь? — спросила Касс, глядя на темный фасад внушительной готической церкви, выходящей на площадь.
— Тынская церковь, — ответила Мина. — Вечерня только начинается. Вообще-то я шла на службу. Хотите со мной?
— Я бы с удовольствием, — сказала Касс.
— Ну так идемте. — Вильгельмина решительно направилась через площадь; Касс пошла рядом с ней, и Киту пришлось последовать за ними. — После напряженного дня я люблю ходить на службу. Этцель тоже старается не пропускать. Думаю, он уже там.
— Вы об Этцеле? Я видел его сегодня. — Кит рассказал, как встретил на площади пекаря с сумкой на плече.
— Наверное, отправился помогать людям. Ходит по задворкам, ищет нуждающихся и помогает. Говорит, так у него Seele arbeitet.
— Что значит «душа действует»? — спросила Касс.
— Вы знаете немецкий?
— Не то, чтобы знаю, но время от времени сталкиваюсь с коллегами-немцами. Приходится.
— Здорово! Ставите химические опыты и читаете по латыни. — Кит слегка приуныл. — А есть что-нибудь такое, чего вы не умеете?
— Готовить. Совсем не умею. — Она улыбнулась Киту.
Тынская церковь встала перед ними из тени, ее двойные башни со шпилями тянулись к небу, каждый шпиль увенчан крестом, сверкающим в последних лучах уходящего дня как звезда. Нижние окна огромного центрального нефа вытянутой готической формы повторяли пламя свечей внутри, а факелы по обе стороны от внушительных черных дверей с железными заклепками рассеивали свет вокруг входа. Кит приоткрыл дверь в этих воротах, и все трое вошли в старую церковь.
На службе оказалось много людей.
— Остались только стоячие места, — пошутил Кит, а затем понял, что люди стоят, потому что скамеек нет — только несколько стульев для пожилых членов общины. Мина бросила на него строгий взгляд.
— Извини, — буркнул он. — Я буду вести себя хорошо.
Они протиснулись через последние ряды. Священники слаженно пели гимн. Служба велась отчасти на латыни, отчасти на немецком языке, и Кит, совсем не разбиравшийся в религиозных обрядах, отметил, что она не только не раздражает его, но даже доставляет удовольствие. Один взгляд на Мину, чье лицо в свете свечей выражало благость,
С Кассандрой же происходило следующее. Псалмы и гимны рождали причудливое эхо в огромном сводчатом помещении, а благовония клубились перед алтарем благоухающими облаками. Касс сначала просто стояла молча, потом задумалась и, наконец, совсем притихла — голова как будто сама собой склонилась и глаза не столько закрылись, сколько зажмурились. Наконец, когда в воздухе прозвучали последние ноты огромного органа, Кит наклонился и прошептал:
— С вами все в порядке?
Касс кивнула, но головы не подняла; ее руки оставались крепко сжатыми на груди. Прихожане начали расходиться, а она не двинулась с места.
Вильгельмина обняла ее за плечи.
— Что случилось, Кассандра?
Она не ответила. Тогда Кит, как всегда немного прямолинейно произнес:
— Уж нам-то можете сказать? Тоска по дому обуяла?
— Нет, — наконец вздохнула Касс. — Ничего подобного. — Она подняла голову, и Кит увидел, что она плакала. — По-моему, я никому не рассказывала, что случилось со мной в Дамаске?
Кит и Мина переглянулись.
— Ну и не обязательно говорить, если не хочешь, — сказала ей Вильгельмина. — Все нормально.
— Со мной приключилось там такое, что у меня просто не осталось выбора. И вот я здесь, — сказала Касс, стирая следы слез со щек. — У меня было видение, и оно меня так напугало, что я побежала в ближайшее убежище, в часовню сестер Феклы.
— А что вы такого увидели? — заинтересованно спросил Кит. Мина бросила на него предостерегающий взгляд, и он быстро добавил: — Ну, то есть если не хотите рассказывать, не надо…
— Нет, нет, все в порядке. Я могу рассказать. — Кассандра глубоко вздохнула. — Мне кажется, я видела конец вселенной. Другими словами не скажешь. — Далее она пересказала подробности того ужасающего видения — ненасытную, всепоглощающую тьму, неизмеримую и бессмысленную ненависть к свету и его многообразным проявлениям, безжалостное уничтожение всех, в ком теплилась искра жизни, опустошительное стремление к забвению — это вырвало ее из сна и бросило в объятия Зететического общества. В конце она сказала: — В часовне я сидела и молилась, пока на улице не стало достаточно светло, а потом вышла и побежала, именно побежала, к дому Общества. А потом стала его членом. — Она подняла глаза и печально посмотрела на них. — Вот с тех пор и бегаю. А сегодня у меня впервые выдалась возможность остановиться и задуматься о том, что произошло. Служба была прекрасной, она вернула мне все это. К сожалению, я ничего в этом не понимаю.
— Неважно. — Мина обняла Касс за плечи. — Происходит много такого, чего никто из нас не понимает, но вот они мы, вместе.
— Один за всех, и все за одного, — бодро добавил Кит. — Мы не допустим, чтобы с вами что-нибудь случилось. — Сказано было смело, но глупо — абсолютно пустое обещание, — и Кит понял это в тот момент, когда слова сорвались с его губ. Козимо был прав: лей-путешествия — весьма опасное дело, сопряженное с огромным личным риском, и ни он, ни кто-либо другой ничего не может здесь поделать.