Тени Богов. Избавление
Шрифт:
– В чем? – спросила Рит.
– Он не хочет твоей смерти, – ответила Филия. – Пока не хочет. Иначе убил бы тебя в том круглом зале одним щелчком пальцев. Запомни, его настоящее имя – Эней.
– Зачем мне знать его настоящее имя? – спросила Рит.
– Просто чтобы знать, – ответила Филия. – К тому же, оно ключ к его силе. Нет, ты не сможешь его ослабить, но мама говорила, что если окликнуть умбра его настоящим именем в месте силы, он может обратиться в жнеца.
– И где же будет такое место силы? – спросила Рит.
– В райдонском монастыре, – пожала плечами Филия. – Хотя как по мне туда тащить Лура не следует ни в коем случае.
– Для чего вызвать из умбра жнеца? – спросила Рит.
– Точно не отвечу, – призналась Филия. – Но вроде бы он уязвимее всего в тот миг, когда обладает полнотой силы. И вот тут я со своей мамой не могу согласиться… Что замолчала? О чем думаешь?
– О вине, – погладила бутылку на животе Рит. – Я бы выпила всю бутылку.
– В другой раз, – покачала головой Филия.
Глава седьмая. Недомогание
«Терпение подобно сосуду»
Старая Гебонская дорога заканчивалась возле Йеранской башни. Наезженный берканский тракт подходил к ней же с запада и почти сразу нырял в Одалский проход – широкое ущелье или скорее распадок между отрогами Молочных гор и увалами Йеранского нагорья. Знакомый с детства путь становился чуть уже, петлял между скалами, перебирался через не слишком опасные каменные осыпи, принимал в себя весенние ручьи, время от времени обращался небольшими долинами. Гледа знала на этой дороге каждую выбоину и каждый камень. Сколько раз она с отцом и его воспитанниками из альбиуской роты стрелков проезжала здесь, чтобы в ближайших окрестностях переночевать на голой земле, развести костер из сырых сучьев, преодолеть несколько лиг трудной дороги, забраться на какую-нибудь скалу, приготовить нехитрую еду из того, что удавалось добыть тут же. Во всех этих забавах Гледа если и не была первой, мало кому готова была уступить. И вот, от тех стрелков остались только Брет и Хода, да и те были сейчас неведомо где…
Насколько было бы проще, если бы рядом оказалась Филия. Все-таки Скур, который не отходил от Гледы, вот и теперь он держится рядом, не тот, кому она могла бы пожаловаться на недомогание или, скорее, на ужасное самочувствие. Ей не хватало дыхания, к горлу подступала тошнота, всякий долетевший запах казался непереносимым, а кроме всего прочего зудело все тело и опухоль, кажется, подступала уже к подбородку. Порой ей казалось, что стоит закрыть глаза, как она неминуемо свалится с лошади. Вдобавок ко всему босые, пусть и в носках ноги, набили о стремена язвы. С голеней ее между тем уже слезала кожа. Неужели она так же будет слезать и с лица?
– Нужна помощь? – с тревогой спросил Скур.
– Нет, – хотела сказать Гледа, но вместо этого просто повела подбородком, всякое произнесенное ею слово могло послужить причиной приступа рвоты. Чтобы отвлечь себя от боли и тошноты она попробовала вспоминать тех, с кем несколько недель назад проезжала по этой же дороге – Флита, Сопа, Вая, но перед глазами сразу встало лицо отца, и Гледа, прикусив губу, замотала головой.
– У тебя полоса… на шее, – сказал Скур.
– Я чувствую, – выдохнула Гледа и попросила. – Не так громко. Тише.
Что с ней творится? Колдун говорил негромко. Почти шептал. Отчего же каждое его слово, каждый произнесенный им звук словно бил ее по ушам?
Гледа снова посмотрела на Скура. Тот как будто постарел в последние часы. Складки легли на его лицо. Легли там, где еще недавно были заметны едва различимые морщины. Неужели из-за Мортека? Скур-то ведь точно не мог не знать, кто присоединился к их отряду… Или это очевидно всем?
Гледа подняла голову. Впереди отряда по-прежнему держался молчаливый Ло Фенг. Хотела бы она забраться в голову эйконца и понять, о чем он думает, ведь каждый раз смотрит на нее так, словно она – Гледа – не просто старшая этого отряда, а неотвратимый рок, судьба самого Ло Фенга и приговор каждому, кто следует за ней к райдонскому монастырю, а по сути – в неизвестность. За ним правят лошадьми, разговаривая о чем-то, Стайн и Мортек. Интересно, понял ли Стайн, кто едет в сторону родного Альбиуса рядом с ним или все еще считает его звонарем? Сопоставил одно с другим? Поверил в то, что именно Мортек в облике ужасного жнеца появился у его дозорной башни и сотворил там то, что сотворил? Или этот Мортек, в каком бы облике он ни оказался, всего лишь воин? Такой же, как и те фризы, что покорно несли меха с чужой кровью, чтобы оросить ею опакумский менгир? Оросить кровью рабов и тут же пролить свою собственную кровь… А кто она, Гледа? Не такой же воин? Не для того ли и она идет в райдонский монастырь? Для того же. Чтобы оросить собственной кровью если и не менгир, то неведомый ей алтарь.
В глазах у Гледы все поплыло, но, морщась от звуков, запахов, боли в натертых ногах, прикосновений к ладоням поводьев, жжения на шее, зуда во всем теле, она оглянулась. За ними со Скуром следовал Ашман, а чуть дальше – сестрицы. Кажется, энс их не опасается. Или же причина его беспечности в том, что он не знает, с кем имеет дело? Едет, прислушивается к чему-то, на коротких стоянках просит тех же сестриц, чтобы они учили его берканским словам, а все остальное время не сводит взгляда с Гледы. Что он хочет рассмотреть? Ее уродство? Ее боль? Или наконец начал догадываться об ужасной начинке, что наполняет ее чрево? А сестрицы? Что светится у них в глазах? Презрение или сочувствие? Зачем они с нею? Для того, чтобы помочь, или они бегут за ней словно шакалы за израненным оленем, рассчитывая поживиться?
Гледа обернулась еще раз и столкнулась взглядом со светловолосым красавцем Ашманом. Его черная маска висела притороченной к седлу. Что-то Рит ведь рассказывала о разнице между энсами в черных масках и белых. Обмолвилась во всяком случае. Одно точно – таких, как Ашман, таких, как его погибший брат – меньшинство. Но значит ли это, что где-то, как говорила Филия, где-то в самом центре Терминума, в самом центре непроходимой Хели словно огромное яйцо покоится убежище для всех, кто, подобно Ашману, спасся из погибшего мира? И не значит ли это, что боль Ашмана, который потерял всё, больше боли Гледы, которая потеряла только самое дорогое?
– Что ты чувствуешь? – спросил Скур.
– Мне плохо, – сказала Гледа.
– А точнее? – не отставал колдун.
– Мне хочется умереть, – сказала Гледа и потрогала ведьмины кольца, которые она вплела в волосы на висках. – Меня выворачивает наизнанку. И я не сдерживаю тошноту, у меня просто нет на нее сил. У меня болит голова. Перед глазами все плывет. Жжет шею. Печет все тело от шеи до бедер. Я как будто одна огромная язва, над которой жужжат мухи! Ты понимаешь это?
– Еще раз, – мягко повторил Скур. – Что изменилось в твоем самочувствии за последние день или два?
– Тянет, – поморщилась Гледа. – Тянет живот. Что-то натягивает изнутри живот.
– А ну-ка, – сказал Скур, подал лошадь ближе к лошади Гледы, притерся ногой к ее ноге, наклонился и положил ладонь ей на живот. Лошади продолжали цокать копытами по камням, и Гледа вдруг почувствовала покой. Он как будто исходил из твердой руки колдуна.
– Что там? – спросила она, когда Скур выпрямился.
– Там маленькое существо, – ответил Скур. – Очень маленькое, но со всеми частями тела, которые положено ему иметь. И его… ее сердце уже бьется. Ты уже на конце второго месяца. Или даже на начале третьего. Скоро тебе будет полегче. Но не так, как становится легче обычным женщинам. Твое тело перестраивается. Но перестраивается по-другому.