Тени черного леса
Шрифт:
Глава 5.
ДЬЯВОЛ ВСЕГДА ОБМАНЕТ
6 июля, Алленштайн
Чем ближе к Кенигсбергу — тем больше руин. А может, чем больше города, тем более были видны следы железного веника войны, который обратным ходом прошелся и по этой земле. В Алленштайне явно шли бои — и бои серьезные. Тут уж разрушенных домов, воронок и прочих следов жестоких сражений было хоть завались. Немцы в этом городе пытались всерьез удержаться — и наши их вышибали не по-детски. На одном углу ребята увидели даже редкое зрелище — сгоревшую советскую самоходку СУ-100. Редкое — потому что свою подбитую технику наши старались сразу же вытащить. Но тут вытаскивать уже было нечего — груда покореженного металла. Чуть дальше виднелся и виновник гибели бронированной машины — вдавленные в землю ошметки немецкой зенитки «Флак», проклятья наших танков. Видно, фашистские артиллеристы подкараулили, когда самоходка высунется из-за дома — и вдарили… Но следующая машина все-таки смешала пушку с землей.
…Мельников, Копелян и шофер «виллиса» сидели на машине на одной из площадей и перекуривали. Капитан велел ждать и куда-то ушел — а они наблюдали за происходящим. Было на что посмотреть. Угол площади загромоздили красные кирпичи из наполовину обрушенного здания. От него осталась всего лишь стена — и на одном из окон даже сохранились занавески. Теперь этот завал разгребали немецкие пленные. Это были, судя по всему, люди самого последнего призыва — совсем молодые парни и, наоборот, дяди в возрасте — с седой щетиной на лицах. В другом углу площади стояла полевая кухня. К ней змеилась длинная очередь гражданских — в основном, конечно, женщин и стариков. Все держали в руках миски, котелки и прочую посуду. Толстый повар метал в подставляемые емкости суп.
— Вот ведь, ребята, кто бы знал, что немцев кормить придется, — бросил водитель.
— А что тут делать? Мы ж не фашисты. Если б сразу всех… С ходу. А так — вон женщины стоят, а мы с женщинами не воюем, — отозвался Копелян.
Но тут началась какая-то суета. За углом раздался пистолетный выстрел. Били из «ТТ». Потом оттуда появились несколько женщин, несущихся в панике.
А потом появился и главный виновник переполоха. Это был русский офицер. Он, держа пистолет наперевес, пер на пленных, которые застыли при виде такого зрелища. Конвоиры — они тоже оцепенели — явно не понимали, что предпринять. Защищать каких-то немцев, против своего — да еще офицера… А офицер тем временем прицеливался в одного, стоявшего с краю — ярко-рыжего парня. Тот стоял и тупо глядел на приближающуюся смерть.
Мельников тоже не слишком любил вражеских пленных. Но… Как он осознал уже потом, ему было жалко не пленных, хрен бы с ними. Жалко стало этого самого офицера, на груди которого успел разглядеть несколько наград. То есть ничего подумать Мельников не успел, но как-то в один миг ярко представил все, что будет дальше. Пленного офицер застрелит. В центре города, на виду у всех. И отправится за это под трибунал. Чтоб другим неповадно было. О таких вещах он не только слышал — о подобных случаях командование специально сообщало всему личному составу.
Мельников направился неспешной походкой наперерез офицеру. Тот повернулся к нему, соответственно, нацелив «ТТ». Дуло смотрело прямо Сергею в грудь. «Вот ведь связался, — мелькнула мысль,. — помирать из-за каких-то немцев». Но деваться было уже некуда.
— Ты! Я тебя… — заорал офицер. У него были какие-то совершенно бессмысленные глаза. Не пьяные — а совсем непонятые…
И тут вдруг Мельников ощутил задницей — сейчас офицер будет стрелять. Сергей бросился на землю как раз, когда грохнул выстрел. Перекатился. Под рукой оказался какой-то обломок кирпича, который Сергей кинул в офицера. Вышло косо. Кирпич только задел руку противника, тот даже не выронил пистолет. Но дуло ушло в сторону. И тогда Мельников показал класс. С положения «лежа» он прыгнул — и засветил ногой офицеру в грудь.
Дальше уже было делом техники. Подбежали Копелян и шофер, конвоиры… Офицера стянули его же ремнем.
— Что тут происходит? — загремел невесть откуда возникший Еляков.
— Да, товарищ капитан, вот этот безобразничал… На пленных лез с пистолетом… — докладывал водитель.
Между тем Мельников разглядывал офицера. Майор-артиллерист. А если судить по наградам и нашивкам за ранения… Видимо, противотанковый. Тогда ясно. Это были, по сути, смертники. Противотанковые артиллеристы долго не жили. Потому что немецкие танкисты тоже умели воевать. И пядидесятисемимиллиметровку накрывали быстро. Так что разные выходки тех, кто остался жив, можно было понять.
— А ведь на белую горячку не похоже, — изрек Еляков тоном специалиста. Он в этом деле немного разбирался. В Восточной Пруссии время от времени такие вещи случались. В брошенных домах и замках остались запасы вина, коньяков и прочих напитков. Некоторые офицеры срывались. Но это было что-то другое.
— Вы его взяли? — подбежал какой-то сержант. — А я уже думал — придется мне с ним под трибунал идти.
— Вы кто? — Грозно рявкнул Еляков.
— Я его денщик. Простите, не уследил…
— Так что случилось?
— Понимаете, в марте «тигры» прорвались на наш дивизион. Товарищ майор получил контузию. Плохо спал после этого. А потом — в брошенном немецком штабе нашел какие-то таблетки, будь они прокляты. И ведь какая-то сволочь объяснила ему, как ими пользоваться! С тех пор и пошло. Вечером съест одни — спит, как убитый. А утром другие глотает. И бегает бодро…
— Понятно. В госпиталь! В дурдом! — заявил Еляков непререкаемым тоном. И обратился непосредственно к сержанту: — Вот вы лично проследите, чтобы его заперли в отдельной палате. И никого туда не пускали. А не то он хрен знает что натворит.
— Он что, с ума сошел? — спросил Мельников.
— Почти. Но это и тебе урок. А то знаю я вас… Про наркотики что-нибудь когда-нибудь слышал?
— Как кокаин на Гражданской нюхали — слышал. Дядя Саша, сосед наш, рассказывал, как пил спирт с кокаином, чтобы от усталости не свалиться. Так он, этот майор, что, наркотики употреблял?
— Не совсем. Но что-то вроде того. Таблетки он жрал, которые бодрят, понял? Мне кое-что об этом приходилось слышать. Перветин или бензедрин… На Гражданской кокаином пробавлялись, а у немцев были хорошие химики. Когда совсем разваливаешься от усталости, съешь такую штуку — и прыгаешь, как новенький. Пилоты немецких дальних бомбардировщиков, к примеру, эти штуки жрали.
— Так ведь это же здорово! — воскликнул Копелян. — Съел таблетку, и снова в поход.
— На войне, может, и здорово, — согласился Еляков. — Когда припрет и выхода другого нет. Тогда понятно — пусть хоть что жри, лишь бы задание выполнить. Но все хорошо в нужном месте и в нужный час. А так… Тем более, если на ночь после таких таблеток снотворным успокаиваться. А он, видимо, так и делал. Кончается это… Вот тем, чем ты видел, и кончается. Человек — не машина. Да и машины ломаются, если с ними так обращаться. Кстати, знал бы ты, сколько народу с кокаина после Гражданской мозгами примерно так же повредились. Милиция их потом утомилась ловить, а порой и просто отстреливать…