Тени исчезают в полночь
Шрифт:
– А эти, без привычки, лежат еще...
Гриша осенил себя крестным знамением и хотел было что-то сказать, но слова не шли с языка.
В это время вошел Аль-Фатех. Увидев ожившего Баламута, он удовлетворенно кивнул и сказал, копируя голос среднестатистической стюардессы:
– Прошу всех пристегнуть ремни! Наш лайнер взлетает через несколько минут!
– Привет, убивец! – удовлетворенно поздоровался Баламут, рассматривая Аль-Фатеха блестящими глазами. – Куда летим-то?
– В Хургаду, на реабилитацию.
– А почему в Хургаду? Жарко
– Вряд ли туда кто-нибудь из людей Али-Бабы заявится. Непрестижно.
Коля хотел что-то сказать, но рядом заворочался Бельмондо.
– Вставай давай! – похлопал его Баламут по щеке. – Третьим будешь.
– А я? – обиженно протянул Гриша. – Я могу быть третьим...
– А ты молчи, гад! Из-за тебя всех нас постреляли. Ни грамма в ближайшие два часа не получишь!
– Знакомый салон, – послышался голос Бельмондо. – Похоже, нам предстоит вторая попытка по прыжкам без парашюта? Опять, что ли, на Памир летим?
– Да нет, в Хургаду, – ответил Баламут, вылезая из ящика. – От Али-Бабы там будем прятаться.
Встав на ноги, он потянулся и подошел к Ольге и Черному.
– Подъем! – закричал он, согнувшись над ними.
И они моментально раскрыли глаза.
– Я же говорила, что мы выберемся! – сказала Ольга, тут же перевесилась в гроб Чернова и поцеловала его в щетинистую щеку.
– А я еще не выбрался! – улыбнулся Черный и, обхватив девушку под мышками, переместил ее на себя. – Ой, ой, ой! Грудки-то какие холодные!
Дай-ка я их согрею.
И, прижав Ольгу к себе, начал обстоятельно целовать ее губы, щеки, носик, в общем, все, что подставляла ему девушка.
– Любовь в гробу, – поджав губы, закивал головой Баламут. – Клянусь, Борис, даже у тебя этого не было.
– Ты думаешь? – снисходительно улыбнулся Бельмондо и, вовсе не желая по примеру товарища покинуть свой ставший уже привычным гроб, спросил у Аль-Фатеха:
– А чего это мы не умерли?
– Видите ли, – начал объяснять Аль-Фатех с легкой улыбкой превосходства на своем прековарнейшем азиатском лице, – в свое время, на медицинском факультете, я занимался на досуге не только проблемой бальзамирования покойников, но и по заданию неких, ныне весьма мне неприятных граждан, желавших скрыться от навязчивого западного правосудия, работал над проблемой так называемой псевдосмерти. И мне удалось синтезировать прекрасный препарат, который при введении его под кожу ввергал человека в летаргический сон с практически полной остановкой дыхания и сердцебиения...
– Хе! Летаргический сон! – усмехнулся Баламут. – А это что? Прививка от Али-Бабы?
И указал кивком на еще не зажившую рану на груди у Бельмондо.
– О! Спасибо, что напомнил! – воскликнул Аль-Фатех. – "Убив" вас, я решил, что и у меня, вашего, смею надеяться, друга, должна быть точно такая же отметина. Тогда, сидя под березой, я смотрел, как Абубакр щупает ваши сонные артерии и думал, что такие отметины могут стать нашей эмблемой. Или символом нашей верности друг другу до смерти.
Нечего
– Не соизволите ли, прекрасная и досточтимая мисс Юдолина, выстрелить в меня? В то же самое место, в которое я вас убил? – остановившись перед Ольгой, проворковал Аль-Фатех и, немного стесняясь, задрал майку с надписью "Аллах акбар".
– Я ведь выстрелю, – сузив глаза, полувопросительно протянула девушка. – За мной, как говорится, не заржавеет.
– Стреляйте, стреляйте! – улыбнулся Аль-Фатех. – А то мне неловко так, полуобнаженным, стоять перед дамой и ее кавалером. И с такого же расстояния стреляйте, что и я в вас стрелял.
Ольга пожала плечами, посмотрела на нас и, увидев, что ничего против мы не имеем, подошла к Аль-Фатеху и выстрелила ему в грудь. Араб весьма артистично вскрикнул и замертво упал на пол. Ангел бросился к нему, стал тормошить. Но Аль-Фатех выглядел полнейшим трупом. Нельсон беспомощно поднял на нас глаза, мы подались к ним, но Альфа вскочил, хохоча, и начал нас обнимать.
– А летаргический сон? – спросил Баламут, стараясь казаться недовольным.
– Ну, извините! – протянул Аль-Фатех. – Хватит с вас и демонстрации моего дистанционного инъектора.
– Ван Гоген... Кулибин-Ползунов, – оценил многогранного араба Баламут и начал искать глазами бар.
2. Альфа женится, и мы вешаем его на финиковой пальме. – Коралловый остров. – Мы опаздываем в Париж
Аль-Фатех разместил нас в трехзвездочной гостинице "Сэнд Бич". На вопрос Ольги, почему он не выбрал Хилтон или какой-нибудь другой пятизвездочный отель, Аль-Фатех ответил, что, во-первых, так будет безопаснее, а во-вторых, нам предоставят номера, не уступающие номерам лучших гостиниц Хургады.
Так оно и оказалось. Мы с Ольгой поселились в роскошном номере, в окна которого заглядывали финиковые пальмы и бирюзовое море. Баламут с Бельмондо заняли аналогичные люксы на втором этаже, а Гриша выбрал себе номер попроще рядом с детским бассейном.
Разместив нас, Аль-Фатех уехал в Хилтон. С ним увязался Гриша, которому очень хотелось посмотреть древний коптский город.
– Ну гад, в пять звезд поехал! – выразил свое отношение Баламут, когда мы все расселись в нашем с Ольгой номере. – За белого человека себя держит.
– А не устроить ли нам по этому поводу веселый праздник? – предложила Ольга. – Кто там у нас обещался повесить этого фрукта на финиковой пальме?
Ей никто не ответил – Ольга уже успела переодеться в купальник (температура воздуха на дворе была 42 градуса) и выглядела как богиня.
Купальник был закрытым, и все мы знали почему.
Отчаявшись смотреть хоть куда-нибудь, но не на Ольгу, Баламут с Бельмондо извинились и ушли на пляж попить холодного шампанского и приглядеть девушек.