Тени исчезают в полночь
Шрифт:
– А где это Ягнобская долина? – спросила Ольга, заглядывая в газету через мое плечо.
Сергей встал, вынул из шкафа географическую карту Таджикистана и, развернув ее на столике, начал объяснять Ольге:
– Вот Душанбе, – ткнул он пальцем в карту. – К северу от него в широтном направлении протягиваются Гиссарский и Зеравшанский хребты. Между ними и протекает река Ягноб. Кумарх, заброшенный кишлак, который начал восстанавливать Али-Баба, расположен вот здесь.
Добраться к нему можно двумя дорогами – одна идет по реке Кафирниган к перевалу Хоки, с которого сваливается в Ягнобскую долину и сквозит по ней до самого Кумарха.
– По ней мы на Кумарх ездили, – поддавшись ностальгии, не удержался я и перебил Сергея. – Когда я в Южно-Таджикской ГРЭС работал... По этой дороге, особенно по грунтовой ее части, не проедешь до конца – за ней уже лет десять никто не следит.
– Другая дорога, неплохое шоссе, идет вдоль реки Варзоб, – продолжал Кивелиди. – На Ягноб она попадает через перевал Анзоб и сразу сворачивает к западу; до Кумарха надо от этого поворота идти на восток по вьючной тропе километров тридцать...
– Поедешь с нами? – спросил я, когда он кончил.
Спросил на всякий случай – по лицу Сергея давно было видно, что всяческие бодаловки со стрельбой в разные стороны не только не вписываются в его нынешний образ жизни, но и глубоко ему противны.
– Радикулит замучил, – соврал Кивелиди, – да и привык я к своему кабинету, не вытащишь.
Но чем могу – помогу. Хотите, вертолет вам достану? Гражданский, правда, но ракетные пушки к нему прицепить – плевое дело.
– И пушки достанешь? – поинтересовался Бельмондо.
– Зачем достану? Есть они на даче. Мне их один моджахед отдал за три часа в моем борделе.
Они у него еще с афганской войны были – снял с упавшей вертушки. И снаряды есть.
– А зачем тебе ракетные пушки? – еще не веря Сергею, спросил Баламут.
– Работа у меня опасная, – вздохнул Кивелиди. – Многие зарятся на мое процветающее дело, вот и приходится обороняться всеми возможными способами.
На следующий день Сергей устроил в своем борделе прощальный банкет. Хотя он объявил этот день выходным, четыре его девочки присоединились к нам.
К банкету Ольга оделась и накрасилась как заправская путана – шпильки, чулки на поясе, прозрачные трусики и бюстгальтер, накидка, и все это ярко-красное. Увидев ее, работницы заведения заметно огорчились – так она была хороша и соблазнительна, – но легкий их характер и простота Ольги очень скоро преодолели возникшую было ревность, и они быстро подружились. Через пятнадцать минут все женщины, устроившись на диване и на коленях друг у друга, весело щебетали:
Ольга рассказывала им о лондонских и парижских модах, мужчинах – секс-символах, расценках и условиях труда в лучших европейских борделях.
– Откуда она знает о расценках? – спросил меня Бельмондо с чертиками в глазах.
Я не ответил – все мое внимание было устремлено на Ольгу. По ее лукавым глазам, внимательно изучавшим одну девушку за другой, я понял, что сегодняшней ночью мы будем спать втроем.
И я загадал, какую из девиц она для нас выберет.
Мне понравилась черноволосая худенькая мисс Фортран [40] , и я понадеялся, что Ольга выберет именно ее. «Крутая попка, высокая естественная грудь, – мысленно перечислял я ее достоинства, – осиная талия, изящные, хорошо побритые ножки и главное – удивительный контраст белизны кожи и иссиня-черных волос».
40
Когда я спросил Сергея, почему все его девушки названы в честь языков программирования, он удивился: "Языки программирования? А что это такое?"
Но Ольга выбрала другую – умеренно пышнотелую мисс Ассемблер. Белые волосы до ягодиц, умопомрачительный животик с очаровательнейшим пупком, призывно-страстные губы, темно-зеленые глаза делали ее весьма аппетитной, но не для меня – едва заметная родинка на кончике ее носа напоминала мне об одной моей супруге, длительное время страдавшей тяжелой формой фригидности.
Посетовав на судьбу, я присоединился к друзьям, изрядно досадовавшим на занявшую девочек Ольгу. Коля с Борисом давно уже выбрали себе девушек по вкусу, но, к моему великому сожалению, мисс Ассемблер среди них не оказалось.
Пир Сергей устроил на полу большой гостиной.
– Будем гудеть, как падишахи, – сказал он, приглашая нас занять места.
Мы разлеглись на шелковых подушках вокруг достархана [41] , заставленного всевозможными фруктами, яствами в восточной посуде и выпивкой в длинногорлых серебряных кувшинах. Поев и выпив, Баламут с Бельмондо хотели было тут же заняться любовью с развеселившимися подружками, но Кивелиди сказал им, что не потерпит за столом такого, хамства. Произнес он это как-то неубедительно, и вся наша компания уставилась на него недоумевающими глазами. Почувствовав настроение гостей, Сергей махнул рукой и сказал своим девочкам:
41
Скатерть для угощений, расстилаемая обычно на полу в домах на Востоке, где по старинному обычаю не пользуются столом.
– Ладно, валяйте, но только без хамства!
Бельмондо занялся любовью с госпожой Си-Плюс-Плюс – стройной миниатюрной полукитаянкой, полунегритянкой.
Эта умопомрачительная помесь играла роль школьницы-недотроги. С подкупающей непосредственностью она корчила обиженные рожицы, когда Борис пытался проникнуть руками в ее заповедные места. После того, как ему удалось снять с нее алый пеньюар и кружевной бюстгальтер, она вырвалась и, хохоча, убежала. Борис, накинув на себя отвоеванную одежду, начал бегать за ней вокруг достархана. Сделав несколько безуспешных кругов, Бельмондо неожиданно обиделся и, тяжело дыша, упал на диван. Полукитаянка-полунегритянка приблизилась к нему, как ученица приближается с дневником к строгому учителю, взяла его руку и тесно прижала ее к своей маленькой груди. Бельмондо хотел было дуться и дальше, но крохотный сосок девушки согрел ему сердце. Он растаял, посадил ее на колени и начал нежно целовать ее смуглые плечики.
А Баламут с мадам Паскаль играли роль супругов, встретившихся после длительной разлуки.
Супруг смешно суетился и пытался сократить прелюдию до предела, а супруга делала вид, что больше всего ее заботит приоткрывшаяся дверь платяного шкафа... Но через несколько минут они забыли свои роли и занялись любовью вплотную. Причем делали они это согласно лучшим канонам американского кино – минимум мужчины, максимум женщины, – и все выглядело отнюдь не пошло.
Ольга не дала мне досмотреть это захватывающее зрелище до конца – углядев, с каким страстным любопытством блуждают мои возбужденные глаза от стройных бедер госпожи Си-Плюс-Плюс к упругим ягодицам мадам Паскаль, она, сделав призывный знак мисс Ассемблер, равнодушно оголявшей виноградную кисть, лежащую на безучастных бедрах Кивелиди, взяла меня за руку и утащила в одну из спален второго этажа...
2. Нас поджаривают. – Пощечина в благодарность. – Трагедия под кустом шиповника. – Мы все – покойники...
Но мне в эту ночь ничего приятного больше не оторвалось – как только мы с Ольгой и мадам Ассемблер, хохоча и посмеиваясь, устроились на водяной кровати, бордель вспыхнул со всех сторон. Через несколько секунд пламя распространилось по всему дому. Пылала и наша комната (огонь проник в нее сквозь выбитые окна – в подвале произошел взрыв бензиновых паров).
Но мы с Ольгой не растерялись – мгновенно распороли ножом для фруктов водяной матрас, обмотали головы мокрыми наволочками и принялись тушить горящие портьеры, поливая их водой из серебряного ведерка, в котором всего несколько минут назад охлаждалось шампанское... Затем я выбросил обезумевшую от страха голую и яростно брыкавшуюся мисс Ассемблер в живую изгородь, окружавшую особняк.