Тени Королевской впадины
Шрифт:
— Движение по железной дороге, — пояснил Талызин, кивнув на игрушечные вагончики.
— Разве что в честь открытия движения… Пятнадцать минут — и ни минутой больше. Слышишь, Сергей?
Сережа с криком «Ура!» взгромоздился на стул рядом с Талызиным.
Агриппина Захаровна начала раскладывать по блюдцам варенье.
— Крыжовник? — спросил Иван.
— Крыжовник, — подтвердила она. — Сами варили.
— А я собирать помогал, — вставил Сережа, погружая ложку с вареньем в чай.
Потом
— А курсы-то нынче кое-кому оказались не под силу, — заметила Вероника. — Многие ребята, как говорится, складывают оружие. Уходят. В одной моей группе, например, меньше половины осталось.
— Дезертиры, — добавил Талызин, подливая себе чаю.
— Дезертиры не дезертиры, но мне это не нравится, — сказала Вероника. — Привыкла работать с полной нагрузкой.
— Что же делать? — вступила в разговор Агриппина Захаровна. — Насильно учить твой английский никого не заставишь.
— И не собираюсь никого заставлять. Студенты сами должны понимать: ведь лучше же знать два иностранных языка, чем один. Разве не так?
Сережа, тараща сонные глаза, переводил взгляд с одного на другого, сидел тихо, радуясь, что за разговором взрослые о нем забыли.
— Ну как ты, Ника, не понимаешь! — всплеснула руками Агриппина Захаровна. — Студентам и так достается, институт-то ведь нелегкий. А тут еще — второй язык иностранный. Сама ведь рассказывала, как тяжело приходится Ивану Александровичу, — кивнула она на Талызина.
— Ах, мама, разве в этом дело? — лицо Вероники зарозовело. — Главное, он же тянет, справляется. Правда?
Иван кивнул.
— Почему же другие не могут осилить? — пожала она плечами. — Просто не понимаю.
— Но вы забыли, Вероника, рассказать, что надумали сделать для привлечения народа на курсы, — напомнил Талызин.
— Очень просто. Обращусь к институтской общественности. Между прочим, я уже переговорила с комсоргом вашего курса. Активный такой парень. И, знаете, он очень заинтересовался моим контингентом.
Иван отодвинул чашку:
— Вы с Шустовым говорили?
— Ну да.
— И что он?
— Я же говорю — поддержку обещал.
— Поосторожнее с ним, — произнес Талызин, и что-то было в его голосе такое, что заставило женщин переглянуться.
— А что вы, собственно, имеете в виду? — насторожилась Агриппина Захаровна.
— Ну как вам сказать… Скользкий Шустов человек, — неопределенно ответил Иван Александрович.
— А может, у вас с Шустовым конфликт вышел? — спросила Вероника.
— Дело вовсе не в конфликте, — ответил Талызин, удивляясь ее проницательности.
— Ох, вижу, и впрямь трудно вам достается учеба,
— Ничего, как-нибудь справлюсь, — улыбнулся Талызин. — В войну труднее приходилось.
— В войну всем ох как несладко пришлось, — вздохнула Агриппина Захаровна.
— Вы на каком фронте воевали? — спросила Вероника Николаевна.
— На разных довелось…
— Послушайте, — она перевела взгляд с Талызина на фотографию над зеркалом, — а может, вы его встречали?.. Там, на фронте…
Иван покачал головой.
— Конечно, я глупости говорю. Где там встретишь? В таком-то столпотворении…
Они допили чай в тяжелом молчании.
Талызин посмотрел на часы, поднялся и начал прощаться.
— Приходи к нам в гости, дядь Ваня, — попросил Сережа, влюбленно глядя на Талызина.
— И впрямь, захаживайте, Иван Александрович, на огонек, — по-прежнему церемонно произнесла Агриппина Захаровна. — А ты гостя проводи, — добавила она, обернувшись к дочери.
— Мама вас признала, — сказала Барановская, когда они вышли за палисадник. — А это редко с ней бывает.
Они не спеша шли по пустынной улице к остановке троллейбуса. Мимо прокатила машина с зеленым глазком, но Талызин сделал вид, что не замечает ее: финансы его находились в плачевном состоянии.
На остановке не было ни души. Они тихо переговаривались в ожидании троллейбуса, как старые, добрые знакомые.
— Какие у вас планы на каникулы? — спросила Барановская. — В дом отдыха поедете?
— Нет, останусь в Москве. Позанимаюсь немного по специальности. И потом, подработать думаю, стипендии не хватает.
— Где?
— На станции Сортировочной. Там грузчики требуются, я на днях справлялся. Платят неплохо. А заниматься в общежитии будет удобно, многие разъедутся на каникулы.
Вероника плотнее закуталась в платок.
— Иди домой, замерзнешь, — забеспокоился Талызин. Он сам не заметил, как перешел на «ты».
— Ничего, троллейбуса дождусь, — сказала Вероника.
— А как устроишься с питанием? — нарушила паузу Вероника Николаевна, тоже переходя на «ты». — Студенческая столовая ведь закрывается на каникулы.
— Тоже мне проблема! — беспечно махнул рукой Талызин. — Мало ли столовых в Москве. Да тут, кстати, один товарищ приглашал меня на домашние обеды, так что перебьемся. Послушай, а как уменьшительное от имени Вероника? Я думал — Вера, а мама зовет тебя Ника. Правильно как?
— Какая разница, лишь бы звали ласково.
Иван вдруг привлек ее за плечи и попытался поцеловать.
— Не нужно, — отстранилась Вероника.
— Я тебе не нравлюсь?
— Нравишься, — вздохнула она. — Я заметила тебя с первого дня, с первого занятия. Помнишь?